Охота на газетную утку

— Так ить отвинчивать надо… — тоскливо проныл Сидоров, но, понимая, что отвертеться на этот раз не удастся, достал отвертку и начал медленно отворачивать винты.

— А вы что без дела стоите? — рявкнул Никита на зрителей, с живейшим интересом наблюдавших за трудовым процессом. — Берите отвертки, помогайте Сидорову!

Тут он заметил меня и в том же запале закричал:

— Почему в цеху посторонние?

Работяги как по команде повернулись и изумленно воззрились на меня.

— Это ктой-то? — басом спросил Сидоров, не отрывая глаз от мамулиного разноцветного шарфа.

— Это я вас спрашиваю: кто она такая? — заорал Никита.

— Никита! — Я шагнула ему навстречу. — Ты меня не узнаешь?

Он застыл, удивленно хлопая ресницами, и стал удивительно похож на себя прежнего, так что я чуть не прослезилась и задумала про себя: если сейчас он меня узнает, все будет хорошо. Я не успела подумать, что именно будет хорошо, но у меня в мозгу именно так и прозвучало: все будет хорошо.

А Никита сделал шаг мне навстречу, лицо у него сделалось удивительно глупым, и он неуверенно сказал:

— Простите…

С памятью у Никиты Андреича обстояло неважно, так что я даже расстроилась: а вдруг он и вправду меня не узнает? Ведь прошло столько лет…

— Общество имени Леонардо да Винчи, — нетерпеливо напомнила я Никите.

— Ой! — обрадовался он. — Я вспомнил!

Саша, да?

— Ну наконец-то. — Я вздохнула с облегчением: все-таки узнал.

— А что ты здесь делаешь? — спросил он не очень ласково — девочке из его школьного детства не место было в этом обшарпанном цеху с работягами, да и Никите некогда было предаваться воспоминаниям.

— Тебя ищу, — ответила я почти чистую правду, — ты не думай, я по делу…

Он почему-то слегка покраснел, потом оглянулся на работяг и сказал им совсем не таким голосом, как раньше:

— Ну вы тут.., это.., разберитесь! — И, не сдержавшись, добавил:

— Сидоров… Чтоб у меня без кувалды!

— Андреич! — истово воскликнул Сидоров, ударив себя в грудь. — Обижаешь! Да чтоб я… Да ни в жисть! Что же мы — не понимаем? — И снова углубился в нехитрый трудовой процесс.

Мы с Никитой вышли в коридор, и он двинулся по нему, удивленно оглядываясь на меня и собираясь с духом, чтобы снова задать волновавший его вопрос.

— Не мучайся, — усмехнулась я, — я вообще-то только недавно узнала, что ты здесь работаешь, и решила соединить приятное с полезным. А так мне все равно нужно было на этот комбинат ехать. Я вообще-то журналист, корреспондент «Невского вестника». У тебя тут кабинет есть, или так весь день и бегаешь по цехам?

— Бегаю… — протянул Никита извиняющимся голосом. — Но кабинет, конечно, есть, мы сейчас туда идем.

Мы свернули в боковой коридор, поднялись по металлической лесенке, похожей на корабельный трап и подошли к двери с табличкой «Н. А. Козодоев, заместитель директора».

Никита распахнул дверь. За маленьким столиком сидела невысокая полная женщина средних лет в очках и вязала носок. При виде начальника она поспешно спрятала вязание в ящик стола и уставилась на Никиту преданным взором. Он махнул ей рукой, пробурчал что-то невразумительное и прошел в следующую дверь, которая вела в сам его кабинет.

Кабинет был маленький и неуютный, видно было, что хозяин посещал его редко.

Никита пододвинул мне стул, сам уселся за стол, потом подскочил и спросил:

— Тебе, может быть, кофе?

— Нет-нет, — замахала я руками, подумав, что его секретарше снова придется оторваться от вязания, а также о том, какую бурду может сварить эта грымза. Судя по обстановке в кабинете, она совершенно не следит за своим начальником Никитой. Вон, пыль на подоконнике, и вода в графине аж позеленела. Да и занавески некрасиво провисли, и никому нет до этого дела. Нет, из рук этой женщины я не хочу принимать ничего, даже кофе.

— Ну рассказывай. — Никита откинулся на спинку стула и посмотрел на меня с любопытством, чуть склонив голову набок.

Мне показалось, что время пошло вспять, и я снова — влюбленная девятиклассница. Снова сердце забилось неровно, захотелось опустить глаза в пол и дурацки захихикать.

Однако с девятого класса я все-таки немножко поумнела и не стала с ходу выкладывать Никите лишнее. Я рассказала ему, что занимаюсь по поручению газеты расследованием махинаций с недвижимостью и что по ходу дела узнала про интерес, который проявляют по отношению к Новоапраксинскому химкомбинату, и решила приехать сюда и поглядеть собственными глазами, какой интерес может представлять это предприятие для богатых и влиятельных людей?

Этим осторожным вопросом закончила я свою тираду, невольно оглядевшись по сторонам и вспомнив раздолбанную дорогу, полупустые коридоры и Сидорова с его кувалдой.

Видимо, у Никиты накипело, я задела его за живое, и он заговорил горячо и взволнованно:

— Наш директор.., не тем будь помянут, уже два года назад должен был выйти на пенсию, и там ему самое место, но у него с прежних времен везде, где только можно, остались связи и большая мохнатая лапа в Москве, в министерстве. Поэтому он сидит в своем кресле насмерть, как двадцать восемь панфиловцев под Москвой, и никому свои позиции сдавать не собирается. А комбинат он губит!