Охота на героя

- Знаешь, даже странно. Тогда, в Хэннале, неожиданно для меня (подозреваю, и для самой себя) она вдруг взяла да и вышла замуж. Может, конечно, она его любила, может, я попросту был слеп, но мне до сих пор так не кажется. Мы ведь с ней знали друг друга достаточно долго, и... Одним словом, она вышла замуж. Вот. А я не верил. А спросить не успел - в тот же вечер в селение явился дракон, и я взял да и улетел с ним. И до недавнего времени все равно не верил: я не верил, пока жил здесь, в селении, не верил, пока странствовал. В своих снах я был с ней, но с тех пор, как вернулся сюда и вспомнил себя, кажется, я не думал о ней ни разу - и только сейчас понял это. Видимо, я на самом деле стал взрослее и догадался: как бы там ни было, нельзя любить образ прошлого - хотя бы потому, что это нелепо и бессмысленно. Время своей неумолимой секирой разрубило наши чувства на ничего не значащие куски, которые уже никогда не создадут ничего цельного и настоящего. Ведь все равно Виниэль сейчас уже не та, какой я ее знал и любил. И если ты спросишь меня, питаю ли я к ней какие-нибудь чувства, я отвечу: "Да". Но - люблю ли я ее? - нет. Я люблю тебя.

- Знаешь, по закону...

Он прикоснулся к ее губам пальцем:

- Конечно, знаю. Когда я вернусь с вершины Горы, я поступлю так, как велят законы селения...

/если мне будет позволено вернуться/...

8

- Сегодня забежит Одмассэн, - сказал Ренкр.

Вдовая неожиданно резко обернулась к нему и покачала головой:

- Я видела вчера тот сверток, что он тебе принес. Что происходит? Зачем тебе читать то, что предназначено для другого, даже если тот другой уже мертв?

- Он не мертв, - ответил долинщик. - Сверток предназначен для меня.

Кирра недоверчиво посмотрела на него, ее руки медленно опустились.

- Конечно. Как же я сразу не догадалась?

Вопреки ожиданиям Ренкра, в ее голосе не было ненависти или злобы. Он подумал, что признаться следовало раньше, а теперь... как-то глупо все получилось.

- И что же ты намерен делать дальше? - спросила она.

- Этот камень, - долинщик достал из-за пазухи кровавый кристалл, необходимо отнести к вершине Горы. Именно поэтому я так часто спрашивал, когда же мне можно будет ходить... подолгу.

Вдовая кивнула:

- Уже можно. Прошло достаточно времени, и организм взял свое. Кого ты намерен увести с собой на сей раз?

Он покачал головой:

- Я знаю, что твой муж погиб именно в том походе и в его гибели, пусть невольно, ты винишь меня. Я даже знаю, как он погиб, потому что именно я видел его последним, именно я закрыл ему глаза и пообещал выполнить его предсмертную просьбу. Он хотел, чтобы вы знали - Хилгод погиб славной смертью, защищая своих соотечественников.

- Глупости! - зашлась в крике женщина. - Глупости! Глупости! Глупости! Какая чушь - "славная смерть"! Ты так до сих пор и не понял, мальчик, - не бывает славной смерти, не бывает...

Она замолчала, отвела взгляд и долго смотрела на причудливую пляску пламени.

- Наверное, ты тоже в чем-то прав, - молвила Вдовая спустя некоторое время. - В конце концов, то, что ты собираешься сделать, нужно многим, не только одному тебе. Да и прошлый раз... ты ведь вел их туда, искренне веря в свою правоту, вернее, в правоту всезнающего мудреца. И не твоя вина, что мудрец оказался не таким уж и всезнающим. Но беда в том, что и в тот и в этот раз ты заберешь с собой самых дорогих мне альвов. Тогда пропал Хилгод, теперь пропадет сердце Хиинит. А потом вырастет другой Хилгод, достойный сын своего "славного", - она горько усмехнулась, - своего "славного" отца, и уйдет вслед за ним на борьбу с льдистыми змеями, чтобы не вернуться.

- Да, - согласился Ренкр. - Наверное, так оно и будет. Но в прошлый раз я уходил, ничего не оставляя за собой. Теперь здесь останется мое сердце - и оно будет в ладонях твоей дочери. Конечно, это нечестный обмен, но это все, что у меня осталось. И хотя бы поэтому я изо всех сил постараюсь вернуться.

Вдовая вышла из пещеры, так ничего и не ответив. Наверное, ей нечего было ответить, а может быть, она просто не хотела, чтобы кто-нибудь видел, как она плачет.

Наша память - огромный сундук:

много пыли и старых вещей.

Но открыли крышку, сквозняк подул,

и мы видим их вновь - зачем?

Прикоснувшись пальцем опять к тому,

что когда-то ценил, берег,

понимаешь внезапно - не обмануть,

не вернется время твое.

И ты можешь те вещи вертеть-крутить,

можешь даже забрать с собой.

Все равно - былое не возродить,

как и не возвратить покой.

А безделицу сильно сожми в руке,

разломай ее на куски.

Крепко стисни горло седой тоске,

закричи ей надрывно: "Сгинь!"

Только горечь утрат оживет опять,

подползет змеею к груди.

И придется пригреть, ведь нельзя прогнать

и сказать ей: "Прочь! Уходи!"

На мгновение вспомнишь костер в лесу,

чьи-то тени, улыбки, смех,

и внезапно сердце ускорит стук

и часы замедлят свой бег.

...Закрывая крышку, стирая пыль,

возвращаясь к своим делам,

ты опять прикажешь себе:

"Не забыть

нужно выбросить этот хлам!"

Глава девятнадцатая