Охота на героя

Долинщик оглянулся. Сзади, там, где раньше серело скорчившееся в агонии небо, сейчас светлел только тоненький овал, опоясывающий камень, который заткнул вход в тоннель. В общем-то, чего-то подобного и следовало ожидать. И теперь оставалось надеяться, что мастера выведут их отсюда.

Сирэм на случившееся отреагировал спокойно.

— Ничего, выйдем, — успокоил он.

И добавил тихо:

— Если ничего не изменилось.

Ползти по этой норе оказалось не так-то просто, особенно мешали недостаток воздуха и страх, что они, может, навсегда заперты в этом подгорном ходе.

Иногда Ренкру казалось, что они ползут по кругу — и будут делать это вечно. Тогда он прижимался ободранной щекой к камню и вспоминал Вальрона. «Это твое предпоследнее дело». Значит, появится и последнее, значит…

Свой дорожный мешок он потерял еще во время дикой скачки по камням — в отличие от Скарра, который волок за собой полупустую полотняную тушку. Мастера утверждали, что еды в ней должно хватить до тех пор, пока они не попадут в вертикаль.

При упоминании о вертикали горгули мрачнели, особенно Сирэм. Он лучше своего молодого спутника знал, что сотрясения Горы не могли на сказаться на ее жизни.

Спустя примерно сутки ход стал расширяться, а скоро все четверо оказались в вертик… Нет, это не было, не могло быть вертикалью!

На месте чистых и гладких коридоров — завалы из камней, провалившиеся стены, то там, то здесь — группки фосфоресцирующих насекомых, жалкие, сиротливо жмущиеся друг к другу. Каким-то образом они выбрались из своих «отростков» и теперь не знали, что делать, чем питаться и как жить дальше. Спутники Ренкра хотели было навести порядок, но быстро осознали бессмысленность любых попыток и лишь горестно взмахнули ушами. А Сирэм озабоченно покачал головой:

— Если и червята выбрались…

Они спустились чуть ниже и обнаружили, что мастера занимаются именно отловом и водворением на место детенышей каменных червей. В отростке, отведенном специально для этого, уже скопилось много червят, они слепо тыкались головами в стенки и невидимый барьер на выходе, извивались и даже попискивали, чего Ренкр от них совсем не ожидал.

Несколько мастеров замерли у стен и напряженно следили за тем, что происходит в коридоре. Их шарики-мо, обступив со всех сторон еще одного червенка, загоняли его в отросток. Детеныш норовил выскользнуть, но стоило ему направиться не туда, как шарики моментально срывались с места и ударялись о его нос; при этом мо вспыхивали и свод коридора наполнялся мечущимися туда-сюда тенями.

Мастера, как могло показаться на первый взгляд, стояли бездеятельно, лишь наблюдая за происходящим. Но присмотревшись, Ренкр заметил, как напряженно подрагивали нижние кончики их ушей, как выступили и медленно стекают, оставляя мягкие дорожки в шерсти, капли пота.

Четверка путников замерла, стараясь не шевелиться, чтобы не отвлекать горгулей. Лишь когда червенок оказался в отростке, Сирэм шагнул к своим собратьям, скорбно качая головой. Они опустили глаза.

— Все настолько плохо? — прошептал мастер.

— Гора умирает, — ответил тот самый толстячок, которого Ренкр запомнил еще по спору горгулей, пускать ли его наверх, к Глазу.

Остальные молча кивнули.

— Песнь? — едва слышно произнес Сирэм.

— Песнь, — подтвердил толстячок.

Ренкру стало страшно — так было сказано это слово. Мо потускнели и опустились к полу, словно им стало невыносимо тяжело летать.

Скарр растерянно посмотрел на мастеров, потом подошел тихонько к альву:

— Неужели они говорят о той самой Песне?

— О какой?

— Ты не знаешь? Потом расскажу.

Часть мастеров развернулась и ушла, остальные обступили чужаков и Гунмеля с Сирэмом.

— Вам удалось, — утвердительно сказал толстячок.

— Удалось, — прошептал Гунмель. — Только теперь я не уверен, стоило ли…

— Уверен, — промолвил толстячок. — Стоило. Просто тебе — как и нам всем

— слишком сложно смириться с мыслью, что необходимо было пожертвовать Горой, дабы спасти мир.

— Да, — выдохнул Гунмель. — «Дабы спасти мир!» О, спасители мира, радуйтесь! И пойте Песнь. И я тоже… спою…

ИНТЕРЛЮДИЯ

1

Горы, как и всякие живые существа, рождаются и умирают. Точно так же, как и у других живых существ, смерть горы вызывает у окружающих скорбь. Только зачастую скорбь эта во много раз сильнее, чем при гибели любого другого живого существа.

Так или иначе, смерть горы ощущают все ее обитатели — кто-то просыпается ночью в холодном поту, у кого-то перевернется все внутри, и он не сможет несколько дней поедать камни; некоторые на пару суток перестанут светиться. Мастера в этом случае поют Песнь. Эта Песнь — целый ритуал, длящийся до тех пор, пока каждый горгуль не изольет свою скорбь; это — прощание с горой, потому что (пусть и не сразу) мастера в конце концов вынуждены будут покинуть каменного мертвеца.