Охота на гончих

– Подлецы! Пропойцы несчастные! Все жилы из меня вытянули!.. А ну, стоять! Я вас, мерзавцев, научу слушать! Слов не понимаете? Не понимаете, да? Так у меня аргументы повесомее найдутся…

– Ивар, не надо-о-о!

– А что надо? Налить на посошок и дать вам, паршивцам, перед соседями нас опозорить? Распустили слюни, шантрапа кабацкая! Гулять они едут! К черту командира, к черту инструктаж… Стоять, кому велено? В глаза смотреть! Я перед вами, дармоеды, ради чего полчаса распинался, а? Ради собственного удовольствия?!

– Ивар, мы больше не бу-у-удем!..

– Да плевать мне! Хоть на голове ходите, хоть в две хари северянам войну объявляйте – все! Кончилось мое терпение!.. Пятнадцать лет кровь мою пили, негодяи, да все мало? Сыт я по горло вашей дуростью! Собирайте барахло и вон из отряда!

– Ива-а-а-ар! – дружный, полный ужаса вопль.

Творимир улыбнулся в бороду. Все это он слышал не раз – что громкие угрозы, что покаянные клятвы. Ивар, понятно, с умыслом стращает, а вот братцы каждый раз верят. Этих двух орясин надуть даже дите несмышленое может… Интересно, за что командир их чихвостит? Вроде бы пока не за что. Или, может, про запас? К норманнам же едут, а что у тех, что у других две радости в жизни – глаза залить да кулаками помахать. И дури – по пуду на каждого.

– Ивар! – донеслось из караулки. – Вот те крест! В последний раз!

– Тише мыши будем! Ей-богу, лопни мои глаза!

– Знать ничего не хочу. Пшли вон!

– Ну Ива-а-ар!

– Вы еще здесь?!

Зеваки сыпанули от двери в разные стороны: из караулки, спотыкаясь, вылетели растрепанные близнецы. Морды красные, волосья всклокоченные… Творимир, посторонившись, пропустил братьев и, добродушно хмыкнув, шагнул через порог. Лорд Мак-Лайон, привалившись плечом к стене, сосредоточенно вынимал из ладони занозы. В отличие от Мак-Тавишей, королевский советник вид имел вполне обыденный и даже несколько скучающий – словно не он, а кто-то другой еще минуту назад орал на весь двор, швырялся поленьями и топал ногами.

– Эх? – Русич прикрыл дверь у себя за спиной и повернулся к товарищу.

Тот, не поднимая головы, легонько пожал плечами:

– А что делать, друже? Самому надоело, но ведь они по-людски не понимают. Купились?

– Эх, – согласно прогудел бывший воевода, собирая разбросанные по полу поленья.

Ивар, совладав с последней занозой, поправил сползший с плеча плащ и выглянул в маленькое окошко: любопытные потихоньку расходились, Мак-Тавишей видно не было. Унеслись в расстроенных чувствах товарищам по оружию жалиться.

– Надеюсь, я палку не перегнул, – сказал лорд.

– Эх, – отмахнулся Творимир. Он своих подопечных знал не первый день. Да им, толстокожим, что поленом по макушке, что угрозы – все едино! Пару часов поноют, а после виниться придут да прощения просить, дело известное. Зато потом тише воды станут – пусть и ненадолго. Главное, чтоб вправду слишком сильно горе вином не заливали! Эдакие туши на собственном горбу по сходням вверх тащить – невелика радость.

– Жаль, Лесли пришлось в Стерлинге оставить, – посетовал Ивар, отходя от окна. – И Робина… Толку от них не в пример больше, чем от этих двух дурней.

– Эх, – посочувствовал русич, выпрямляясь и отряхивая руки от сора. К молодому Гамильтону воевода был равнодушен, хоть и признавал, что парень он башковитый и боец неплохой. А вот Робина вправду было жаль. Творимир знал его давно – еще с тех пор, когда только нанялся служить к лорду Мак-Лайону. Зубоскал, конечно, еще тот, но человек надежный, с понятием. Опыт, опять же, проверка временем: почитай, лет пять рядовым бойцом в отряде по всей Шотландии вместе с ними мотался, потом еще семь начальником гарнизона во Фрейхе состоял без нареканий… И по первой просьбе командира место спокойное, хлебное оставил – ко двору явился, друга поддержать. Глава королевской охраны – должность почетная, да только от нее больше хлопот, чем выгоды. Вот и на север поехать не смог. А верных людей в окружении главы Тайной службы раз-два и обчелся.

Русич ободряюще хлопнул Ивара по плечу. И улыбнулся – не беспокойся, мол, дело житейское!..

– Согласен, – благодарно кивнул королевский советник. – Извернемся уж как-нибудь. Вещи собрали?

– Эх.

– Хорошо. Ульф небось до сих пор скачет выше головы от радости. Не успел домашних осчастливить новостью, как уже на пристань унесся, к своим.

Творимир понимающе прикрыл глаза. Еще бы! Тянет небось мужика на родину. А тут семья, служба – на чужих-то берегах. Воевода протяжно вздохнул: пусть Шотландия для него уже давно стала домом, но иногда все-таки тоже находило. Вспоминался знакомый бор, закопченный потолок общей избы, родная речь, которой он не слыхал уже много лет – и что-то начинало щемить в груди, звать да тянуть. Только в отличие от Тихони, Творимира на родине никто не ждал. А если и ждали, дак еще подождут! Русич поморщился: разбуженная память услужливо воскресила не только милые сердцу просторы, но и былых товарищей. Время давно стерло их лица, оставив только размазанные кляксы, но каждый раз при мысли о прежних соратниках Творимиру становилось горько и тошно, будто он объелся полыни.