Охота на Горностая (сборник)

Кожа Ганны, при свете пламени показавшаяся Сорену золотистой, в сумерках обрела почти мертвенную бледность. Он словно только что её разглядел – полукружья теней под глазами превратились в глубокие синяки, резче обозначились скулы. Девушка поднялась со своего места, сцепив зубы, удерживая стон, сунула руку в карман, достала и закинула в рот какой-то корешок.

– Лечебная трава, – объяснила она. – Облегчает боль, помогает уснуть.

– Ты… – начал было Сорен, да осёкся. Ганна смотрела на него сверху вниз, спокойно, даже сочувствующе как будто.

– Жар горна опалил моё горло, – проговорила она. – Дым разъел нутро. Молот сорвал спину. Железо отравило кровь. Но это всё равно, что обвинять ручей, что он землю размывает, или пламя – что пожирает дерево. Я сама сделала выбор.

Она похлопала Сорена по закаменевшему плечу, поднялась по ступенькам и исчезла в доме.

На бледном небе выступили первые редкие звёзды.

Часть 4 Про море

Не так Сорен представлял себе завершение своего путешествия. Он никогда не видел моря, но много о нём читал – о просторах величественных и необозримых, об изогнутой линии горизонта, о кораблях, чьи паруса белее снега, а мачты – выше церковных шпилей. Сорен спешил навстречу сказке, а оказался на торжище. Вокруг сновали лоточники, одной рукой отсчитывающие мелкие монетки на сдачу, а другой размахивающие скрученными в жгут полотенцами, отгоняя ос от подносов со сладостями. Тут же бродили нищие, яростно стуча костылями по брусчатке и выкрикивая ругательства вслед нарядным, богатым экипажам. Под вызывающий хохот пьяных с ночи женщин из «весёлого дома» моряки с синими татуированными руками перетаскивали пудовые мешки из трюмов на повозки. Вереницей спускали по трапам рабов и лошадей. От запахов – кислых, горьких, резких, пряных – кружилась голова.

Отвратительно здесь было всё – кроме кораблей. Сорен видел драконов, видел магов, но кораблей не видел никогда. А сейчас с носа высокой четырёхмачтовой каравеллы, внахлёст обшитой тёмным дубом, на него, раззявив пасть, взирала химера. И ещё – стоящая на палубе девушка, прекраснее которой он не встречал никого. Она смотрела на Сорена с лучистой улыбкой, а за спиной её, нестерпимо сияя золотом, крутились прикреплённые к мачтам птицы-флюгеры.

– Эй, парень! Иди сюда! – Сорена привёл в чувство басовитый окрик – спускаясь с трапа корабля, к нему спешил то ли моряк, то ли портовый, в ухе у него покачивалось золотое кольцо, а загорелое лицо заволакивало клубами едкого дыма – он попыхивал толстой самокруткой и говорил, не вынимая её изо рта.

– Грамотный? – спросил, уперев руки в бока.

– Грамотный, – кивнул Сорен.

– Работу ищешь?

– Я? – Сорен удивился и вновь поднял глаза к борту – девушка всё так же улыбалась ему.

Неужто сбылась ворожба старой цыганки? Вот она, его судьба – большая вода, солнце в зените, солёный ветер?

– Судно торговое, мастер Форель, хозяин мой, с дочерью путешествует, – принялся объяснять моряк. – В трюмах подсобить нужно, книги учётные вести, а у нас, как назло, человек с тифом слёг. Завтра в море, три монеты серебром в неделю. Ну?

– Я готов! – выдохнул Сорен, сердце его забилось у самого горла.

– Учти только – уйдём надолго, пять портов, да и моря не самые спокойные… Год палубу потопчешь, как пить дать.

Год? Да хоть сотню лет – если она будет рядом. Улыбка её светлая, взгляд ласковый, голос, наверняка похожий на тихий, мягкий шелест волн.

– Согласен!

– На рассвете будь здесь, – тяжёлый кулак толкнул его в плечо, чуть не сбив с ног.

Моряк хохотнул и вернулся к трапу, напевая что-то весёлое, а ошеломлённый Сорен всё глядел вверх и не мог наглядеться… Он вдруг понял, что так и не спросил моряка, как зовут эту девушку, но на самом деле это было не важно.

Пока поднимался по широкой каменной лестнице, ведущей из порта, Сорен всё теребил ракушку, свой счастливый талисман. Чего он только себе не надумал! Уже представил, как на корабль нападут пираты, а он, конечно, будет сражаться храбрее всех, и мастер Форель (кажется, так звали хозяина судна?) отдаст свою дочь ему в жёны.

Очнулся Сорен от грёз у дверей трактира. У него оставалось немного денег, как раз на обед и ночлег, а утром – утром начнётся долгожданная новая жизнь.

Внутри оказалось мрачно и многолюдно, чадили свечи, пахло капустой и кислым вином. Сорен попросил самую простую похлёбку и устроился на дальней скамье, за длинным столом.

– Не возражаешь, приятель? – напротив присел высокий худой человек, облачённый в длинный шерстяной плащ с откинутым капюшоном, прямой взгляд и скупые жесты выдавали в нём воина.

– Пожалуйста, – кивнул Сорен.

Он взглянул в лицо незнакомцу – и испугался. Как в темнице, когда Бенедикт увидел монетку с единорогом на его шее. Сейчас она точно так же выпала из ворота, и мужчина смотрел на Сорена, словно у того крылья за спиной выросли.

– Кто ты? – спросил незнакомец одними губами, наклоняясь почти к самому лицу Сорена.

– Меня зовут Сорен, – сухо представился тот, быстро пряча талисман за пазуху.

– Ты человек? – спросил мужчина совсем уж странное.