Охота на Горностая

Друг встретил его рычанием. Восемьдесят пятый зашёл в его клетку и сразу начал говорить. Начал рассказывать, что их ждёт. Успокаивал, поглаживал, и постепенно друг перестал скалиться, привычно ткнулся огромным носом в его живот и шумно выдохнул.

А Восемьдесят пятый вспоминал пока-врага. Вспоминал, как его проносили мимо места, где сам Восемьдесят пятый лежал всё это время. Видел его изрезанным, раненным, но живым. Видел, как его пронесли один раз совсем бессознательным, а потом – провели за собой, удерживая чем-то невидимым.

И когда врага провели сегодня днём, он смотрел Восемьдесят пятому в глаза. Смотрел в глаза, но Восемьдесят пятый чувствовал — враг далеко отсюда разумом. Тут только тело, а разум не здесь.

Это означало, что враг на шаг ближе к тому, чтобы стать другом.

Грань Тьмы

Разведчик очнулся резко, внезапно. Он понял, что снова в камере и болит всё ниже груди и до самого паха. Двигаться не хотелось – навский организм чувствовал повреждения и все силы кинул на регенерацию. Он перенёс уже пять посещений Лаборатории. Два из них остались в памяти лишь неясными пятнами перед глазами. Ещё один запомнился тем, что его всё время выворачивало от запаха какого-то из зелий.

В этот раз они его исполосовали внутри.

Твари!

Нав скрипнул зубами и посмотрел на свой живот. Поморщился, видя только стягивающие корпус бинты, и понял, что придётся «смотреть» ощущениями. Он закрыл глаза, расслабляясь и начиная исследовать себя.

Лёгкие на месте, их не трогали пока. Болью отзываются рёбра – несколько из них зачем-то срезали. Желудок вроде бы ещё есть, но кишечник удалён почти полностью, скудные остатки сшиты меж собой. Он также недосчитался ещё нескольких внутренних органов. Для нава повреждения не очень страшные, но не в условиях, когда это только начало. А то, что он пока ещё осознает себя, судя по всему, как раз изощрённая пытка. Особая пытка.

Разведчик глубоко вздохнул, плавно соскальзывая в сон – так было проще. И так он не думал о том, что будет дальше.

Всё ещё дико хотелось умереть. Но на такое счастье он перестал рассчитывать.

Тянущая темнота сна обволакивала разум. Разведчик балансировал на грани между забытьём и сознанием, а потом словно вынырнул наружу. Но не в асурском плену, не среди стен и небольной. Он оказался в большой походной палатке, где были столы, на которых разложили карты и где стоял над миражом горного перевала князь Нави. Разведчик шагнул вперёд, поклонился и заговорил, но уже спустя мгновение понял, что его не слышат и не видят. А ещё через удар сердца он осознал – это просто сон. Но нав не торопился просыпаться, потому что здесь, в этом видении, было намного уютнее, чем в тюрьме светлых тварей.

И в этой палатке продолжался разговор, начало которого разведчик не слышал.

– Сколько? – спросил Ярга, изучая расположение асурских и навских войск на мираже. Гарка, стоящий у входа в палатку, не поднимая взгляда, скупо ответил:

– Восемьдесят пять.

Князь прищурился. Он по-прежнему опирался одной ладонью на стол, второй – контролировал мираж, но теперь его внимание явно было уже не там.

– И сколько было нападавших?

– Один.

В ответ на это Ярга посмотрел на гарку. Тот чувствовал постепенно нарастающее раздражение и удивление иерарха и продолжил:

– И это был не асур. Это был голем. Выглядел, как нав.

– Нав? – Такого ответа князь не ожидал. Он свернул мираж, выпрямляясь и направляясь к выходу из просторного шатра. – Покажи.

Разведчик скользнул за ними, сон всё больше затягивал, и нав начал понимать – так должно было всё выглядеть как раз после новостей о нападении странного ядовитого существа.

Около палатки на истоптанной траве лежал чёрный сверток. Гарка, вышедший следом за князем, пояснил:

– Его сумели убить. Не сразу… Но сумели.

Ярга опустился на корточки, откинул край того, что раньше было маскировочным плащом, и протянул руку к лицу мёртвого нава. Но гарка оказался быстрее, поставив ладонь между рукой князя и скулой диверсанта.

– Он ядовит.