Охота на императора

Выяснив, что труба полупустая, решили сделать в ней отверстие для прохода бурава и для продвижения сосуда с динамитом. Но только лишь прорезали трубу, распространилось ужасное зловоние. В дальнейшем пришлось работать в респираторах с ватой, пропитанной марганцем. Но и это помогало мало: приходилось часто сменяться. Работу вели осторожно, чтобы шум не был слышен городовому, пост которого находился неподалеку. Использовали бурав, вращать который было нелегко. Всего пробивали подкоп 10 человек: Баранников, Дегаев, Желябов, Исаев, Колодкевич, Ланганс, Меркулов, Саблин, Суханов, Фроленко. (Судьба почти их всех была трагической, а жизнь — короткой.)

Итак, подземные работы продолжались. Вырытую землю складывали в подсобном помещении, засыпая углем и соломой. К 25 февраля подкоп был сделан. Оставалось только заложить в него мину в день покушения.

15 февраля наступил благоприятный момент: император проехал из Михайловского манежа по Малой Садовой. Однако, несмотря на то, что подкоп был готов, мину заложить не успели: карета промчалась слишком быстро.

Оставалось ждать другого момента. Однако обстоятельства складывались так, что приходилось спешить. 27 февраля Суханов сообщил, что заметил за собой слежку и с немалым трудом скрылся от шпика.

Вся террористическая операция оказалась на грани провала, когда Иван Окладский стал предателем. По его наводке был арестован на своей квартире член Исполкома «Народной воли» Михаил Тригони, а также пришедший к нему Желябов. Но от них жандармы ничего не узнали.

Хотя хозяин лавки «Кобозев» внешне вполне подходил на роль торговца (широкое лицо, борода лопатой, находчивая речь с прибаутками), но закупка сыров была скудная по причине нехватки денег, потому продажа не покрывала расходов (деньги тратила Софья Перовская, получавшая их от матери). За магазином полиция установила слежку. Однако ничего подозрительного заметить не удалось, если не считать посещения лавки Сухановым.

28 февраля лавку внимательно осмотрела, как пояснили, в технических и санитарных целях, странная комиссия: военный инженер К. О. Мравинский, пристав и его помощник. В присутствии «Кобозева» они прошли по квартире. Вот как рассказала об этом событии А. В. Якимова:

«Осмотр был в мое отсутствие. В магазине около задней стены была устроена деревянная обшивка в виде ящика с плотно заделанным досками верхом, на которой помещались выложенные из бочки сыры; осмотрев ее, Мравинский заметил, что крошки сыра могут падать в щели и там разлагаться. В лавке стояли большая бочка и кадки с землей, сверху хорошо прикрытые сырами. Мравинский удовлетворился заявлением Кобозева, что они наполнены сыром.

После поверхностного осмотра помещения лавки, где он видел, что наружные стены на улицу вполне целы, а под полом — вода и вести подкоп нельзя, он направился в нашу комнату, где уже внимательно осмотрел стены, спросил: „Зачем деревянная обшивка от пола до окна?“ — и удовлетворился объяснением Кобозева, что это сделано в предохранение от сырости. После этого пошли осмотреть задние помещения, выходившие на двор и служившие складочным местом для тары от сыров и сена, для каменного угля и прочих хозяйственных принадлежностей. Мравинский полюбопытствовал о назначении сена и пнул даже ногой сено и уголь, которыми, кстати, была прикрыта земля.

Пошли обратно, и в нашей комнате Мравинский остановился, посмотрел из окна на улицу, плотно облокотившись на деревянную обшивку и удостоверившись в ее крепости и неподвижности, как показалось Кобозеву, довольный вышел в лавку, где подвернулся ему наш кот, которого он ласково погладил, затем он попрощался с Кобозевым и удалился, говоря, что нужно еще на Малой Садовой осмотреть один подвал, что он и сделал, как оказалось потом».

Выходит, проводилась достаточно тщательная проверка всех сколько-нибудь подозрительных мест, откуда можно было вести подкоп под улицу, по которой проезжал император. Присутствие инженера и его поведение показывает, что было опасение именно подкопа.

«Я вернулась, — продолжила Якимова, — кажется, через час после этого визита. При входе кого-либо в магазин всегда раздавался звонок (помещение не отапливалось, мы сидели в комнате и выходили только при звонке), при звуке которого и в этот раз Кобозев, увидев меня в окно двери, выскочил из комнаты вприпрыжку и вприпляску мне навстречу, говоря: „У нас был обыск!“

Я думала, что он сошел с ума, так странно было видеть его пляшущим и говорящим об обыске. „Если бы это был обыск, ты бы теперь не плясал тут“, — сказала я ему. Рассказав мне подробно о всем случившемся, он отправился на Воскресенский проспект, в квартиру Исаева и В. Н. Фигнер, сообщить о происшедшем».

Надо заметить, что так называемый Кобозев великолепно сыграл свою роль, не выдал сильного волнения, которое он наверняка испытал при виде не только инженера, но и двух полицейских. Если бы его поведение вызвало подозрение у жандармов, наверняка пристально наблюдавших за ним, то начался бы тщательный и детальный обыск, были бы обнаружены груды грунта, а затем и подкоп.