Охота на императора

«Когда у интеллигенции была отнята возможность мирной борьбы за свои идеалы и закрыт доступ ко всякой форме оппозиционной деятельности, то она вынуждена была прибегнуть к форме борьбы, указанной правительством, то есть к террору. (Фраза подчеркнута императором с пометой на полях: «Ловко!»)

Террор есть, таким образом, столкновение правительства с интеллигенцией, у которой отнимается возможность мирного культурного воздействия на общественную жизнь… Реакция будет усиливаться, а с нею и угнетенность большей части общества, но тем сильнее будет проявляться разлад правительства с лучшею и наиболее энергичною частью общества, все неизбежнее будут становиться террористические факты, а правительство будет оказываться в этой борьбе все более и более изолированным». (Вторая половина фразы подчеркнута императором с записью на полях: «Самоуверенности много, отнять нельзя!»)

Революционеры требовали предоставить «свободу мысли, свободу слова и участие народного представительства в управлении страной». Пятеро упомянутых выше потенциальных юных террористов были повешены на этот раз не публично, а в Шлиссельбургской крепости 8 мая 1887 года. Это уже была акция устрашения со стороны царя, боявшегося террористов. Такая казнь – только за подготовку покушения – это даже не воздать злом в ответ на зло. И словно какими-то тайными путями исторической судьбы в октябре 1917 года власть в стране взяла партия, руководимая младшим братом Александра Ульянова – Владимиром Лениным.

Александр III упорно и жестоко проводил государственный террор против политических террористов. Результаты были трагическими для Российской империи. Если о результатах «альтернативного пути» можно только предполагать, то избранный путь вел царскую власть, как оказалось, в пропасть.

После убийства министра внутренних дел Плеве в июле 1905 года царское правительство пошло (не слишком ли поздно?) на либеральные уступки. Политический террор доказал свою эффективность. А.А. Лопухин (1864–1928) – директор Департамента полиции в 1903–1905 годах, осужденный в 1909 году за подтверждение догадки В.Л. Бурцева о провокаторе Азефе на 4 года поселения в Сибири – в своих воспоминаниях писал:

«Я вынес впечатление, что единственным фактором, совершившим в нем упомянутый поворот (от самодержавия, к народному представительству, – Р.Б.), был страх. Но ошибаются те, кто думает, что испугало его событие 9 января 1905 г.». Убийство И.П. Каляевым 4 февраля 1905 года великого князя Сергея Александровича «знаменовало для Николая II близость опасности для него лично, оно и толкнуло его на попытку эту опасность предотвратить».

Вот еще одно свидетельство весьма авторитетного лица – А.В. Герасимова. В 1905–1909 годах он был начальником Петербургского охранного отделения, с 1907-го – генерал-майором Отдельного корпуса жандармов, сотрудником Столыпина; ушел в отставку с 1914-м, в эмиграции с 1918 года. Герасимов писал в книге «На лезвии с террористами»:

«Начиная со злосчастного красного воскресенья, вся страна непрерывно находилась в состоянии революционного волнения… Революционные партии находили поддержку среди всего населения… Мы, на ком лежала задача охранения основ государственного порядка, были совершенно изолированы и одиноки…

Особыми симпатиями среди интеллигенции и широких обывательских масс, даже умеренных слоев общества пользовались социалисты-революционеры (эсеры. – Р.Б.). Эти симпатии к ним привлекала их террористическая деятельность. Убийства Плеве и великого князя Сергея подняли популярность социалистов-революционеров на небывалую высоту. Деньги в кассу их центрального комитета притекали со всех сторон и в самых огромных размерах».

А вот что писал в 1902 году В.М. Чернов (1873–1952) – из дворян, член ЦК партии эсеров:

«Значение террористической борьбы как средство самообороны слишком очевидно и понятно…

Вспомним времена «Народной воли». Тогда еще более грозное и сильное правительство стояло лицом к лицу с гораздо более слабым врагом. Взаимная ненависть, взаимное ожесточение достигало крайних пределов. Но и тогда правительство не осмеливалось на такую наглость, как порка десятками своих политических противников. Правительство их ненавидело всеми силами души – но оно в то же время втайне боялось и уважало их…

Если героическая борьба «Народной воли», разыгравшаяся в эпоху меньшей культурной и политической зрелости России, при отсутствии сколько-нибудь активной поддержки со стороны масс, смогла пошатнуть трон и поставить на очередь вопрос о конституции, то – теперь, при наличности относительно сильного движения, при общем оппозиционном настроении в широких культурных слоях, при подъеме революционного духа в молодежи, при более и более сильных взрывах крестьянского недовольства, при общем экономическом и финансовом расстройстве страны, повторение такой же борьбы, несомненно, дало бы гораздо большие результаты».