Охота на изюбря

Вертолет был не какой-нибудь гражданский потрепанный пузырь, – а хищной военной раскраски, с 30-миллиметровыми авиационными пушками и блоками неуправляемых реактивных снарядов, мертво скалившимися по обе стороны тупого носа, и с двумя кассетами, из которых торчали головки «Штурма» или еще какой ракеты «воздух-поверхность». Вертолет медленно сделал круг почета над остолбеневшей публикой, спустился ниже и завис в двух метрах над головами бандитов.

Песок, поднятый лопастями, летел во все стороны, у одного из бандюков выдуло из кармана небрежно засунутые туда «деревянные». За спиной Камаза кто-то нехорошо охнул. Вертушка подалась еще ниже к земле, дверца технического отсека распахнулась, и из нее спрыгнул невысокий человек в деловом прикиде, подошел к беседующим.

– Какие вопросы? – негромко спросил Черяга.

К чести Камаза – бандит попытался сохранить лицо. И это бы ему удалось, если бы не растерянный шепот его подручных и хлопанье дверец «БМВ».

– Да вот, – сказал бригадир, – надо было посмотреть на тебя, какой ты есть. А то на моей земле стоишь, а носа не кажешь…

– Посмотрел?

Камаз развел руками, пытаясь скрыть невнятицу собственных слов.

– Какие проблемы, браток! Посмотрел.

И обернулся к ребятам:

– Поехали!

«БМВ» летел с площадки так, что шины взвизгивали на поворотах.

Боря Перчик на чердаке пятнадцатиэтажки растерянно переводил ствол с вертушки на Черягу и обратно. Ему было велено стрелять, как только Камаз нырнет в машину. При этом имелось в виду, что люди Камаза в машинах немедленно достанут стволы, а ахтарские, напротив, останутся на пустыре безоружные. Ему не было дано никаких ценных указаний насчет того, что делать, если людей на пустыре прикроет боевой вертолет новейшей модификации.

Так или иначе, Боре Перчику было ясно, что при первом же выстреле вертолет огневой поддержки не оставит от машин Камаза даже металлолома. Боря вздохнул и принялся паковать винтовочку, – штучка была ценная, в другом месте непременно пригодится.

Самое удивительное было то, что Боря, недавно вернувшийся из Чечни, не мог опознать типа вертушки.

Юра Брелер и сам толком не знал, что задумал Черяга и куда так неожиданно он сорвался за полтора часа до стрелки. Сейчас он стоял и попеременно глядел то на «БМВ», улепетывающий к переезду, то на ощетинившуюся стволами летающую морду.

– Ну ты даешь! – восхитился Брелер, – чья вертушка?

– Конгарская, – ответил Черяга.

Брелер хлопнул себя по голове. Сам должен был догадаться!

– Погоди! Они же не из Сибири прилетели? Какая у этой штуки дальность полета?

– У Ми-28 – четыреста километров, – ответил Черяга, – а у этого шестьсот плюс двести километров подвесных баков. Они на полигоне были под Рязанью.

– А что они военным объяснили?

– Они в Тушино летят. За железякой. У них мероприятие срывается, через неделю выставка в Абу-Даби, а железяки все нет…

Брелер покачал головой, провожая акулий силуэт, скользящий над лесом.

– Так это вертушка для выставки?

– Экспериментальный образец.

– Постой! Так они же не вооружены! А что бы ты делал, если бы стрелять пришлось?

Черяга недоуменно вынул из губ папиросу.

– Почему не вооружены? – спокойно спросил он, – это автоматчик в техническом отсеке сидел, он не вооружен. А боеприпасов у пушки десять цинок… Поехали!

Если бы полгода назад Даниилу Федоровичу Сенчякову, генеральному директору Конгарского вертолетного завода, сказали, что новая сверхсекретная вертушка будет участвовать в бандитской разборке на стороне генерального директора АМК Вячеслава Извольского по кличке Сляб, он бы хрупнул по столу старческим кулаком и вскричал: «Да я самого Сляба грохну! Сталина на него нет!»

Даниил Федорович Сенчяков был самый нетипичный директор, какого только было можно себе вообразить. На фоне нынешней России он гляделся не мамонтом даже – трилобитом.

Сенчякову было глубоко за семьдесят, и на пенсию он ушел аж в 1991-м году. К 1993 году завод стоял, как член в брачную ночь, новый директор пропал бесследно в милых его сердцу оффшорах, а трудовой коллектив, который на тот момент еще имел право избирать директора, пошел к пенсионеру, как киевляне к варягам, и с плачем предложил ему венец и державу.

Трудовой коллектив руководствовался одним здравым соображением: Сенчяков был семидесятилетний вдовец, без детей и племянников, и воровать ему было просто не для кого.

Трудно сказать, был ли это оптимальный выбор. Твердокаменный партиец и ветеран Великой Отечественной, один из учеников знаменитого Миля, Сенчяков так и остался насквозь убежденным коммунистом – несмотря на то, что годы 1950–1954 провел за колючкой в «шарашке». По взглядам, манерам, характеру Сенчяков безнадежно отстал от времени и порой до ужаса напоминал завитого французского придворного времен Людовика XIV, с опаской карабкающегося на борт реактивного лайнера. Сенчяков так никогда и не понял, что военно-промышленного комплекса больше нет и что никогда, ни при каком правительстве, Россия больше не будет продавать нефть на запад, чтобы на вырученные деньги оплачивать Конгарскому вертолетному заводу строительство двухсот винтокрылых барракуд в год…