Но подъем на высокий уступ оказался в несколько раз опаснее и труднее спуска в ложбину. Несколько раз Шпееру казалось, что еще мгновение — и он сорвется вниз. Однако вид уверенно карабкавшегося вверх фон Мольтке возвращал министру уверенность, и он продолжал восхождение.
Наконец усилия охотников были вознаграждены. Они стояли на широком плоском уступе, с которого открывался дивный вид на долину и казавшиеся игрушечными домики деревни Шарниц. С противоположной стороны вырастала гора-трехтысячник Гросглокнер. Ее склоны, покрытые внизу серыми лишайниками, а вверху блестевшие от снега, льда и инея, почти отвесно поднимались к небу. Лишь на самом верху стены сужались и переходили в подобие египетской пирамиды, увенчивающей Гросглокнер.
А между склонами горы и охотниками застыло стадо альпийских каменных козлов — козерогов. Оно состояло из двух стройных самцов с метровыми рогами, косо согнутыми назад, трех самок, рога которых были гораздо меньше, и пятерых козлят. Мех у всех был грубый и густой, но разной окраски: у самцов и самок — желтоватый, у козлят — серый.
Альпийские каменные козлы не заметили появления людей, так как ветер дул охотникам в лицо, когда они карабкались вверх по уступу. Но теперь, выйдя из состояния столбняка, козлы кинулись к почти отвесному откосу.
Шпееру показалось, что козлами овладело безграничное отчаяние. Одного взгляда на гору было достаточно для того, чтобы понять: взобраться по ней вверх и уйти за пределы досягаемости охотников — невозможно.
Но когда козлы подбежали к горе, у Шпеера глаза полезли на лоб. Животные стали смело взбираться на склон и с каждой секундой поднимались все выше и выше. При этом козлята, чья серая окраска идеально подходила под цвет покрывавшего камни лишайника, стали едва различимы.
— Каменные козлы с удивительной легкостью лазают по горам, — улыбаясь, проговорил Отто. — Неровности каменной стены, которые едва различает человеческий глаз на близком расстоянии, для них достаточны, чтобы удержаться. А щели в скале и небольшие ямки, которые неизбежно образуются при выветривании, служат им ступеньками. Но теперь — за дело!
Вскинув ружье, он дважды выстрелил в голову одному из самцов. Козел с жалобным блеянием рухнул вниз. Шпеер прицелился в самку и плавно нажал на спусковой крючок. Но в момент выстрела она скакнула вверх и пуля лишь выбила несколько кусочков камня в том месте, где только что находилась голова самки.
— Черт, — выругался Курт.
Клинсман проворно перезарядил его ружье. Шпеер снова прицелился. На этот раз он решил не ждать и сразу нажал на спусковой крючок, как только мушка совпала с туловищем самки.
Но то ли его рука слишком дрожала от возбуждения, то ли внезапно налетевший порыв горного ветра изменил траекторию полета пули, однако и на этот раз министр иностранных дел промазал.
— Наверное, у вас непристрелянное ружье, — заметил Отто и протянул Шпееру свою двустволку. — Попытайте счастья с этим!
Курт повертел в руках двустволку фон Мольтке, стараясь привыкнуть к ней. Она была в полтора раза тяжелее его ружья. Вздохнув, вдавил приклад в плечо. Немножко «потанцевал» ногами, стремясь поймать то положение, которое обеспечит наибольшее равновесие при стрельбе.
Самка, которую хотел убить Шпеер, успела за это время подняться еще выше. С каждой новой минутой поразить ее становилось все труднее. Курт решил не терять времени.
Первый выстрел оказался неудачным. Но в двустволке имелся второй патрон. Пулей из него Шпеер сумел прострелить бедро козлихе.
Она жалобно взвыла и принялась сучить раненой правой ногой, стремясь удержаться на горе. Остальные козлы, до этого отчаянно рвавшиеся вверх, застыли, глядя на изнемогающую самку.
Козлиха еще несколько секунд судорожно удерживалась на скальной поверхности, но вскоре силы изменили самке, и она полетела вниз. Несколько секунд спустя глухой звук падения возвестил о ее гибели.
— Как она боролась за жизнь! — прищурившись, заметил Отто. — Совсем как человек — до конца!
Шпеер вернул ему ружье и пошел смотреть на свою добычу. Подстреленная самка весила не меньше восьмидесяти килограмм. Он вопросительно взглянул на Отто. Фон Мольтке прочитал его мысли:
— Когда мы пообедаем, нас и туши козлов заберет вертолет.
Зеленая сумка майора Клинсмана оказалась настоящей скатертью-самобранкой: адъютант фон Мольтке извлек из нее и расставил на белоснежной скатерти две бутылки «Шато д’Икем», русскую черную икру, лимоны, две тарелки с шампиньонами, анчоусы и пиццу. Благодаря термосу, шампиньоны и пицца были горячими, словно их только что сняли с плиты.
Министры принялись за еду, а Клинсман отправился осматривать туши альпийских козерогов.
— Сегодня в пять заседание кабинета, — обронил фон Мольтке.
— Да… — неопределенно протянул Шпеер.
— Вертолет прибудет через десять минут и нам как раз хватит времени распить «Шато д’Икем», — заметил фон Мольтке, разливая вино в высокие хрустальные бокалы.
— А ведь вы были бы рады, если бы горностай загрыз меня насмерть! — неожиданно сказал Шпеер.
Рука Отто с бокалом замерла в воздухе.