Вообще-то Клевоц не был злобен или безжалостен - по крайней мере, в глазах остальных северян. И он искренне полагал - ему с детства внушал это отец - лишь тот имеет право повелевать, кто научился беспрекословно подчиняться и в быту, и отточив это умение в многолетних войнах. Молодого Холмина воспитывали в почтении не только к отцу и деду, но вообще к старшим. И старшие служили ему образцом для подражания. Дан-врачеватель. Испещренный шрамами сотник Вызим. Острый на язык Вильк-сотник. Пышнобородый копейщик Таптун. Старик Зырь-сильные-пальцы. Клощ-лучник. И многие, многие другие. А теперь он вдруг должен был руководить ими...
К тому же поговаривали о том, будто мощь и слава Севера постепенно возрождаются. Вожди не допускают больше ошибок, случившихся столетие назад, в селениях становится все больше молодых женщин, детей, а значит, и храбрых воинов. Однако теперь и сам Клевоц неожиданно попал в число 'премудрых' вождей, которые одним-единственным словом могут изменить судьбы сотен и тысяч северян.
Так что Клевоц не радовался тому, что получил возможность повелевать столь рано. Но пару желаний, которые он теперь намеревался облечь в форму приказов, у него накопилось.
Клевоц окинул Юрия взглядом - без доспехов тот не казался грозным, но все же это было тело тренированного бойца. Северянин уже знал, кто возглавлял вторжение, из-за которого погиб отец. Но как придумать достойную месть, если северный уклад прямо запрещает пытки, а смерти ты не боишься и потому с трудом представляешь до чего ее могут бояться некоторые. Тем более, если убить воина, попавшего в плен не по своей воле, то Вышний засчитает это за смерть в бою.
'А касательно того, что Юрий сражался не за Север, так ведь он и родился не на Севере, возможно, Вышний его простит', молодой Холмин ненадолго погрузился в теологические размышления.
- Ты хотел бы служить под моим началом? - вопросил Клевоц и Юрий не нашел ничего лучше, чем презрительно - насколько возможно в таких условиях - отвернуться.
- Ну что ж, тогда твой выбор прост. Или сейчас умрешь, или ты и твои уцелевшие воины присягнут святым для них именем служить нынешнему держателю 'столицы' провинции Запад до тех пор, пока император не освободит их от этой присяги. Всем присягать не обязательно - мы можем убить и только часть из вас.
Поклясться святым именем можно было лишь искренне того желая и веруя. Принятая клятва давала о себе знать мгновенным изменением цвета глаз, а пытки либо другое принуждение с целью заставить присягнуть против воли обычно не помогали. Присягали редко, опасаясь без крайней необходимости брать божество в свидетели своих обещаний. Ведь разрешить от обета не могли даже жрецы.
Юрий чуть не поперхнулся, поспешно выговаривая ответ. После сегодняшнего поражения лучшей перспективы, чем служба где-нибудь на границе, он для себя не видел.
- Присягаю именем Похитителя, - глаза на миг охватила боль, подтверждая принятие крайне редкой клятвы Всеблагим, и тут же прошла. Даже не верилось, что весь этот ужас с неожиданно искусными воинами-северянами, со столь не вовремя бежавшими жрицами так легко закончился.
Не зря не верилось.
- После того как все желающие присягнут, покажите ему императорский указ, - бросил Клевоц. Из-за смерти отца он, согласно указу, вот уж несколько часов как был держателем Фойерфлаха, 'столицы' провинции Запад.
И Клевоц с Даном покинули янтарноглазого отныне Юрия и остальных пленников. Императорское правосудие северянам не грозило - дело выглядело спорным, даже не зная всех нюансов с печатью. А после добровольного вступления истца на службу к ответчику - и вовсе безнадежным. Если же Юрий и разъяснит, как поторопился с клятвой - только станет посмешищем. В пользу шута в неоднозначной тяжбе не присудят, это уверенно утверждалось в северном сказании (самом любимом для отца Клевоца) - сказании о Реще-низкорослом, соблазнителе невесты владетеля Бриккастла.
- Вот мой следующий приказ, - продолжил Клевоц, когда они отошли достаточно далеко. - Скажи, кто ты на самом деле такой, Дан? То, что я знаю о твоей молодости, не объясняет, почему дед приставил ко мне именно тебя. Ты вроде как не свершил чего-либо необычного, но говорить с другими родáми ездишь ты. Почему старики ценят твое слово едва ли не выше, чем слово дворян Холма?
- Гм... - Дан резко остановился и смерил Клевоца оценивающим взглядом. - Понимаешь...
- Понимаю, - прервал неспешный ответ Клевоц. Столько всего навалилось на него в тот день, что он даже (впервые за всю свою жизнь) перебил Дана. - Просто хотел лишний раз убедиться, что не все приказы неопытного юнца вроде меня будут выполнены. А ты - это тайна, открытая лишь деду. Старики же, думаю, просто догадываются. Они что-то видели, но не говорят, боясь навредить? А мне секрет раскроется, лишь когда дед или я попадем в чертоги Вышнего? В первом случае расскажешь ты, а во втором - мой отец?