Охота на колдунов

  С фланга нижнегорские лучники дали залп, еще и еще, каленые - клееные продольно из четырех кусочков дерева каждая - стрелы взмыли высоко к солнцу и обрушились дальше, на северян. Но видимого ущерба варварам не причинили. Юрий не знал, что противостоящий ему в тот момент строй на Севере называют ежом: люди ощетинились длинными копьями, упертыми пятками в землю, щиты прикрыли тесно стоящих воинов спереди и сверху. А сзади тотчас ответили северные лучники. Били умело, 'вслепую', из-за спин своих, кто-то из первых рядов подсказывал, видать, расстояние и направление. Рыцарей северяне на таком расстоянии трогать не стали, а вот набегающих простолюдинов, хотя многие стрелы и упали в землю, сколько смогли навесом проредили.

  Юрий бросил очередной взгляд на людей Холма, и его обычную боевую сосредоточенность нарушила тень беспокойства - если они так же хороши в рукопашной, как держат строй... Нижнегорский знал, что подобные построения, составленные из подготовленных бойцов, сложно прорвать в лоб. Но откуда высокое воинское умение у людей, чья знать, даже так называемая знать уделяет время крестьянским работам? О лучниках пока забудем, положим, их набрали из охотников.

  Правда, некоторые южные дворяне почему-то преувеличивали боевые навыки северян, а потому план боя составили так, чтобы избежать любых неожиданностей. Юрий не торопил коня. Он ждал. И дождался.

  Огненное облако размером с три-четыре стельные коровы вмиг вспухло посреди строя варваров. Закричали обожженные, навсегда замолчали мертвые. 'Жрецы! А нам - так каяться', - пронеслось в голове у Юрия, а облако уже исчезло, так же внезапно, как и появилось.

  Вот теперь следовало брать разгон.

  ***

  Когда волна раскаленного воздуха разошлась в стороны от центра строя, Клевоц был неподалеку. Одного беглого взгляда хватило, чтобы понять - отца больше нет в подлунном мире.

  Что-то сжалось в груди и будто окаменело. Но в следующий миг Клевоц уже орал:

  - Ёж! Свернуть ежа! - непонятная для непосвященных фраза обернулась северянами, торопливо смыкающими строй, ступая прямо по обгорелому мясу. Обернулась щитами и тяжелыми длинными копьями, встречающими врага. Ветераны или новички, обожженные или невредимые, все кто мог, не колеблясь, выполнили приказ. Ибо одним росчерком огня Клевоц превратился в баронета Холма.

  И они успели.

  Всадники врезались не в рыхлую, аморфную массу растерянных людей или в пытающихся укрыться от волшбы одиночек, а в тесный лес копий и, как это водится на Севере, топоров первого ряда. Кто-то пытался попридержать коня, но его по инерции сбили наземь свои же да еще и протоптались сверху. Кто-то совокупным весом бронированного всадника проломил северный строй, упал под ноги задним рядам, и уже не поднялся под сноровистыми ударами топоров. Кто-то поднял коня на дыбы и животине тотчас распороли живот, вываливая внутренности. Кто-то повис на копьях.

  Северяне тоже падали - с проломленными копытами черепами, пронзенные насквозь копьями, придавленные весом павших лошадей. Но 'ёж сворачивался' - вновь и вновь строй смыкался вовремя. Даже скорый подход пехоты не исправил положение, хотя кавалерия специально выдержала небольшой разрыв по времени вступления в бой.

  Кто-то умирал молча, кто-то хрипел, вправляя вываливающиеся кишки, а кто-то из последних сил колол засапожным ножом снизу вверх, пытаясь прихватить с собой на тот свет еще одного врага.

  И вот Нижнегорский, выбравшийся из рубки, припадая на левую ногу, принял у уцелевшего оруженосца свежего коня и рванул к шатру жриц. Он еще не боялся поражения, не почувствовал, что стремительно накатившиеся ряды южан вот-вот подадутся назад. Но неожиданно быстрый разгром пусть и не многочисленной, но тяжелой кавалерии зародил первые сомнения, заставил просить о помощи.

  Юрий рывком откинул покрывало на входе в шатер (чего не посмел бы сделать в иных обстоятельствах) и застыл на месте: внутри пусто, ни людей, ни вещей. Он позвал в пустоту, а затем вошел и обшарил шатер на ощупь, ожидая, что морок развеется и он натолкнется на какой-либо предмет или - о всемилостивый Похититель! - на одну из жриц. Но лишь запахи благовоний и жженой кости еще напоминали о них.

  Чувство обиды, такое неожиданно детское, горькое заполонило душу, и Нижнегорский выскочил из шатра, обежал его по кругу, всматриваясь в луг, наперед зная, что там нет искомого. Жриц не было, а в покинутой сумятице схватки он разглядел, как дрогнули и начали нестройно отступать его люди.

  Еще можно было кого-то спасти - выпрячь лошадей и позволить бежать, а с остальными прикрыть отход. Но крушение надежд и поколения высокомерных предков навеяли отчаянную злобу - не на жречество, нет, даже сейчас Юрий не посмел - на северян. И так резкие, угловатые черты его лица еще больше заострились. Нижнегорский рывком взлетел на коня и с неразборчивыми криками устремился назад - убивать.