Клевоц пожал плечами - если бы он был неуверен, так бы и сказал.
Дан зачем-то потер 'пемзу' пальцем, поскреб ногтем.
- Странно, он должен был превратиться в кучку бесполезного песка, - и, забывшись, добавил шепотом, - когда вернемся, нужно будет собрать остальных и...
- Остальных знахарей, - поспешно пояснил Дан, обнаружив, что Клевоц внимательно слушает, - и посоветоваться.
Седой Дан не знает ни про обещание Похитителя, что ʼпостигающий останется только один, ни про 'испытание', позволяющее от этого обещания отступить, ни про якобы уничтожение всех оберегов еще столетие назад. У 'знахаря' свое знание о мире, не совпадающее со знанием жрецов.
Клевоц знает еще меньше, но понимающе кивает. Ему ясно одно: слово 'знахарь' далеко не точно передает то, кем являются старик и 'остальные'. Но, наравне с неприятием лжи, на Севере считается невместным уточнять некоторые вещи. Хочет человек казаться чем-то меньшим, чем он есть на самом деле, пускай, его дело. Это не ложь, это скромность. А возможно и не скромность, а тайна, которую для самого вопрошающего лучше не знать. Тем более, Дан уже намекал, что Клевоц скорее всего и так узнает ее раньше, чем следовало бы.
Вот если бы северянин захотел казаться чем-то большим, чем в жизни - тогда можно и язык отрезать. Не взирая на прошлые заслуги.
- Такой оберег должен был рассеять все заклинания, - смутившись, поясняет Дан. - То, что жрица все же зацепила тебя тогда, меня тревожит. Я не слышал, чтобы такое случалось раньше. Но и обереги рассыпáлись в прах. А сейчас он выглядит, если в свое время я правильно понял учивших меня, будто заготовка для нового.
Группа из полудюжины северян покидала площадь, втягиваясь в узкую улочку. Трехэтажные дома вздымались ввысь двумя сплошными рядами: оштукатуренный кирпич и камень стен, деревянные балки, слюдяные или затянутые бычьим пузырем небольшие окна, а кое-где снабженные лишь ставнями пустые проемы.
Клевоц в открытом шлеме и обложенных железными пластинами кожаных перчатках неспешно шествует, настроившись на благодушный лад. Город быстро изготавливается к штурму и осаде. Там, где возможны халатность или злоупотребление, присматривают северяне. Теперь можно и расслабиться. Сначала поупражняться с луком и стрелами - всерьез заниматься стрельбой на Севере начинают лишь по достижении шестнадцатой весны. К совершеннолетию следует подготовить непревзойденных бойцов первого ряда, лишь затем - из уцелевших - набирают лучников.
После стрел Клевоц собирался...
Но тут его размышления были бестактно прерваны группой всадников, вылетевшей навстречу северянам из-за поворота. Как стало вскоре очевидно, спешили, откуда-то узнав про держателя, оказавшегося в городе совсем уж с малым сопровождением. Южане, не разводя политесов, с ходу атаковали. Всё больше в коже, а не в железе, пожалуй - наемники из простонародья или обедневших дворян. Они могли, конечно, проехать спокойно, будто бы мимо, и неожиданно взять холминцев в мечи. Но выбрали копейный удар.
- Перед копытами к стене! - заорал Клевоц. Правда, ветераны и так знали, что делать.
Копий двое из отряда несли полный запас для всех, и северяне смогли достойно встретить первый таранный удар с которым не промедлили враги, недооценив выучку крохотной группки пехотинцев. Сначала, правда, люди Клевоца сделали вид, будто собираются перекрыть улицу поперек в один ряд копейщиков. Но перед самым столкновением, почти 'перед копытами', вмиг перестроились, становясь в два ряда, упираясь с одной стороны флангом в стену, а с другой смещаясь уступом назад, дабы когда копья сломаются, споро отскочить и прижаться спинами к дому, не позволяя опрокинуть себя лошадьми.
Клощ ссаживает одного из всадников стрелой с бронебойным граненым наконечником.
Вражеское копье едва не вырывает из руки косо выставленный щит Клевоца, чуть соскальзывает к краю, прежде чем глубоко вонзиться в дерево. А упертое пяткой в булыжную мостовую копье северянина прогнулось, воткнувшись в грудь коня. Прогнулось и с громким внезапным треском переломилось. Но конь не удержался на копытах, падая, чуть не придавил Клевоца. Северянин отшатнулся, благо сзади тоже отскочили, высвобождая место для маневра.
Мыслей в голове нет, они мгновенно воплощаются в движения, 'живут' в руках и ногах.
Всадник в толстой кожаной куртке и кожаной же круглой шапке заваливается вперед. Прямо под удар топора, вминающий в череп венчавшую шапку железную бляху. Вражье копье теперь валяется под ногами.
Рядом тоже трещат копья и в сумятице схватки люди переходят от длинных пик к мечам и топорам.
Плечом к плечу с Холминым Ждан сноровисто машет секирой.
Меч следующего всадника Клевоц принял на поврежденный щит. Кавалерист ожидал ответной попытки, наверняка успешно бы ее отбил, но Клевоц ударил не человека, а лошадь. В не прикрытых шорами глазах коня отразились почти человеческие эмоции, жеребец дернулся, но все равно заполучил глубокую уродливую рану шеи, окропив северянина кровью. Заржав, конь встает на дыбы и лупит перед собой копытами, но попадает не по северянину, а по другому коню.