Охота на компрачикоса

А они здорово драпанули — стреляли только слева, и они сумели отбиться. Зацепило радиста, и когда он наклонился над ним, то тот почти освободился от рации. Вдох и выдох — и он потащил раненого вниз. Пули пробили пустоту, то место, где он был мгновение назад, остановился на вдох и на выдох, и еще он услышал крики чеченов, выше. Ругаются? Они не успели, а им повезло. Его фамилия Попов, ему плевать на Архангельского, больно дышать, он тащит радиста, незнакомого парня из роты связи, и не чувствует веса — его гонит страх и что-то еще, и он знает, что чеченам их не догнать, а значит не убить.

Иса поднимался за братом чуть позади и чуть в стороне. Он тоже слышал эти два выстрела из СВД, и то, что автомат Муссы замолк. Они не стали преследовать русских, и те унеслись вниз, как на лыжах. Аслан приказал подниматься, так что перестрелка внизу была короткой. Аслан всегда был решительнее Исы, больше делал, чем думал, поэтому отец и ругал, и любил его за это. Сейчас отец там, наверху, но эти два выстрела угаданной в них математической точностью впечатались в мозг ясным и жутким предположением, и это предположение заставляет лезть его и брата выше и выше, почти не таясь.

"— А я не узнал его было, старика-то, — говорил солдат на уборке тел, за плечи поднимая перебитый в груди труп с огромной раздувшейся головой, почернелым глянцевым лицом и вывернутыми зрачками, — под спину берись, Морозка, а то как бы не перервался. Ишь, дух скверный!

"Ишь, дух скверный!" — вот все, что осталось между людьми от этого человека".

Л.Н.Толстой. "Севастопольские рассказы".

Алексей не ошибся — их было двое, и тяжелые сильные пули разбили черепа. Один — молодой, черный, бородатый, что называется — классика. Его отбросило от автомата — видимо, в агонии, сработали мышцы ног, но стрелял именно он. Второй — старик. Седина, вытертый солнцем и временем пиджак, не камуфляж — что он делал здесь? Какого черта высунулся? Стрельба внизу прекратилась, чечены больше не орут, но он чувствует их приближение — без сомнения, они поднимаются наверх, сюда. А если он убил чьего-то горячо любимого родственника? Они же здесь все родня, правда, иногда и друг друга режут. Назад хода нет — в деревьях у снайпера преимущества немного. Перед выходом старлей показывал маршрут по карте, и Алексей запомнил, что по другому склону вниз ведет тропа к подвесному мосту через речку. Со стороны поселка донеслась стрельба, даже грохнул миномет, а Алексей вновь посмотрел на убитого им старика и вспомнил мирное видение — в первый вечер на турбазе, под дым мангала. Как это было давно — всего-то пару месяцев назад, но ни тот, спокойствием вечера придуманный старик, ни тем более этот уже ничего не подскажут. А непонятный и гортанный язык, почти без гласных, вот он, слышен за спиной — и Алексей полез вверх, прочь от своих и от чужих.

"— Как фамилия нашего ротного командира? — спросил Пест у юнкера, который лежал рядом с ним. — Какой он храбрый!

— Да, как в дело, всегда — мертвецки, — отвечал юнкер, — Лисиновский его фамилия".

Л.Н.Толстой. "Севастопольские рассказы".

Началось! Оставив открытое место для дороги и поселка, и неширокой долины, лесистые склоны за мостом обжали реку, сужая пространство вверх против течения. Тетя Люда так и не ответила, и девочка перестала кричать, а перевернутый воздушный утюг, тяжелый и горячий, вдруг заискрил нереальными в дне и тишине хлопками. Радист воткнул вспотевшие уши в эфир, но Алексей так и не ответил, а воздух, вздрогнув со стороны поселка, громыхнул минометом. Склоны, дорога, река, все сошлось и свалилось в кучу у моста, и Коняев благоразумно прошел справа от дороги, предположив слева на склоне, на своем берегу, метких Робинов Гудаевых. Притихший и не дышавший поселок ожил вспышками выстрелов, бледными на солнце, а от уходящей плавно вниз дороги, от толстых и высоких тополей к ним потянулись даже трассеры. Подсказывают! Потому что их не видно с поселка, но видно оттуда, с дороги, и хорошо, что они прошли справа.

— Уходим! — гаркнул он радисту сквозь горячую резину наушников. — Что там старшина?

— Молчит.

Их видно со стороны дороги и реки, а им открыта лишь часть поселка, а наводить отсюда трудно. Да и перестреляют их здесь всех — или любители тесных боев чечены постараются, или свои же дальнобойщики замесят. Лишь бы комбат покрасивее доложил!

— Уходим.