Охота на компрачикоса

Геморрой, и ты уже наполовину мусульманин, и зависть к от бани до бани чумазым православным. Наблюдая в ванне за током воды, из-за плеча и из-за бедра, что неудобнее укуса локтя, он вдруг заметил мошку. Не комар, не клоп, не таракан, а маленькая мошка с длинными усами, прилетела, наверное, с цветов, попала в каплю и бьется теперь в течении, в границе воды и эмали. Вероятно у нее прозрачные крылья, но она слишком мала, они намокли и не видны.

Геморрой, и он, нависнув голым местом над ванной и мошкой, вспомнил другую границу — моря и суши, пляжа и волн. А в волнах, рядом, на расстоянии дыхания — прекрасная женщина, он раньше не видел таких. Только в фильмах, тех, что родом из Америки, но частями, придумано, не живо, и он знает — все это враки, притворство, кинообман. А она рядом, и волна — одна на двоих.

— Как после кораблекрушения, — сказала усталая она.

Действительно, волны то толкают, то тянут обратно уставшие тела, но он не может думать отвлеченно. Кораблекрушение? Да, наверное, похоже, он думал о ней.

— Ты красивая.

— Неправда, мне все врут.

Сколько ей лет?! Если она не понимает разницы между красотой и смазливостью? Четкая грань. А волны не то чтоб ласкают — бесцеремонно обходятся с ее до потрясения красивым телом, до невыдоха, бросая и смывая с плеч черный песок — остатки изгрызанных прибоем камней. Капли на загорелой коже, и в них сверкает солнце. Они не утонули, еле выплыли. У нее не только красивое, но и сильное тело, а он мужчина, и никто не хотел уступать, но ветер и открытые волны, и незаметно изогнувшийся, а затем и утонувший берег. Пришлось поддаться, но не друг другу, а вдруг разозлившемуся морю. Они сейчас встанут, и потемнеет в глазах, он еле удержит ее руку — но пока прибой играет их усталыми, но довольными опасным приключением телами. Всего полдыхания, как она красива, а в дыхании теплая соль, и на губах…

Хоп! Вильнувшая струя схватила мошку за усы и утащила в черную дыру водоворота. Хлоп! Кто-то в Индии получил по башке Ведой. Бултых! Лотос не в счет — капустным кочаном свалилась в ванну Сахасрара (Сахасдала). Эх! Чего только не взбредет в голову во время битвы с геморроем! Муза — твое имя Геморрой. Тык-дык, тук-дук! Это фиолетовый Пегас с намокшим в марганцовке хвостом нырнул вслед за мошкой, в водоворот.

А между тем, между странным движением и геморроем с красотой прошло почти все лето и целый сентябрь. Время — странное движение.

Ожидание, отсчет — они в середине десяти долгих секунд. Ожидание и молчание — о чем говорить? Беззвучно падающие с огромных циферблатов немые и уже ненужные времени секунды. Отсчет не слышен и неизвестно, сколько осталось, но секунд не больше десяти. Осыпаясь сухими листьями, остывающее время падает на дорогу, под невидимые, неслышимые, еще далекие, но быстрые автобусные колеса, и растворяется в постоянстве каменных осыпей, в движении придорожной пыли. А автобус, он сейчас, ну может через два, через три мгновения, блестя стеклами и рыча мотором, вырулит из-за поворота и неумолимым шуршанием шин превратит шумящее будущее в настоящее, а молчание в прошлое. И тогда покажется, что или все или ничего… но с циферблата соскользнула очередная, уже остывающая секунда и медленно полетела вниз, беззвучная, но пока не забытая.

Падающая секунда, страничка из записной книжки вчерашнего дня, и строчка в ней — как он прятался за зубную щетку. Женщин не поймешь — то они обольют себя и всего тебя дезодорантом, то зароются носом в твою вонючую подмышку, и их оттуда не выгнать. А он, жертва заблуждения, таская за собой запах войны и погони, жутко стеснялся нечищеных зубов. На аэродроме удалось стрельнуть одноразовый станок и поплескаться в холодной воде, но где было взять щетку? "Тик-так" для священных рекламных коров, и уже пансионатовский ларек в тысячу мелочей, где на одном прилавке лежат авторучки, шоколадки и презервативы, выручил его.

Легковесная глупость, легче вздоха комара, но он боялся первого поцелуя, и когда в номере предвечернее солнце заглянуло ему в глаза, а ей легло на лицо, а в Египте, вспомнив Ра, скромно пукнул чудом выживший феллах, он бодро спрятался за зубную щетку. Смешно — если он не курит, то это не значит, что нет табака — кого сейчас смутит никотин в дыхании или пивная улыбка? Но рядом она, и он рад, что у него такой комплекс, и неважно, что женщины не слишком сортируют запахи. Приятно — неприятно, вот и весь их диапазон, да и не от запаха это зависит.

А она молодец — хоть и поиздевалась над ним на лестнице, но все же предоставила немного времени на пару десятков санирующих фрикций. И все — женщине легко устроить праздник для свалившегося на ее голову мужчине. Он не заперся, а она не постучала, и смущение и комплексы остались за дверью душевой. А душевая, она оказалась намного интереснее и, безусловно, удобнее ванны.

А феллах — шутник, он пукнул дважды — во второй раз уже утром. Алексей проснулся, словно от выстрела стартового пистолета, резко, с чувством, что он все проспал, с мыслю, что нужно вставать, и с желанием выспавшихся мышц.