Охота на «кротов»

Даже при наличии доступа Краму было трудно сказать, какие из дел о проникновении более или менее важные. В досье царила полная неясность.

Бывший сотрудник ведомства, знакомый с секретным исследованием, описал, с чем, должно быть, столкнулся Крам, годами корпя в секретных хранилищах подобно бенедиктинцам, у которых он учился.

«Энглтон мог обсуждать с начальником какого-нибудь отдела его план направить кого-то резидентом за границу, — рассказывал бывший сотрудник ЦРУ. — Энглтон бросает как бы между прочим: «Я бы не послал этого человека». — «Почему?» — спрашивает начальник от дела. Джим вытаскивает пачку «Мальборо», закуривает сигарету и говорит: «Извините, я не могу обсуждать это с вами». И этого было достаточно».

Цифры трудно было установить. Но, проанализировав все досье, Крам пришел к выводу, что существовало примерно 50 подозреваемых[229]. Из них 16 или 18 подпадали под категорию серьезных, основных подозреваемых, ставших объектами массированного и детального расследования сначала отделом контрразведки, перед которым стояла задача точно определить возможных советских «кротов», а затем управлением безопасности, в чью компетенцию входило дальнейшее расследование.

По мере продвижения работы Краму стало ясно одно: любой сотрудник мог оказаться абсолютно беззащитным, как только он попадал в списки пятидесяти, даже если его имя не фигурировало в том из них, который энглтоновские охотники на «кротов» прозвали «твердым орешком». Карьера страдала просто потому, что имя человека попадало в более длинный список.

Бывший сотрудник ЦРУ, знавший об исследовании Крама, сказал, что, должно быть, это был вызов. «Люди просто не знали, чем, черт возьми, занимались Энглтон и компания. Энглтон немного походил на Волшебника Изумрудного города. Там ничего не было. А он причинял массу хлопот».

Он помолчал, как бы раздумывая, стоит ли продолжать. Но все же решился. «Это место представляло собой трясину иррациональности. Можно даже сказать — «безумия». Эти люди были слегка ненормальными. Да нет, не слегка. Совершенно ненормальный Джим был исковерканной, искаженной личностью. О, он мог выглядеть очаровательным и приятным, но в душе он был сукин сын. Плохой человек».

Продвигались и другие исследования, проводимые Каларисом. Крам часто сталкивался по работе с Джеком Филдхаузом, выпускником Йельского университета, ранее работавшим в Вене. Изучая дело Логинова, Филдхауз был потрясен тем, что обнаружил в досье Управления по этому нелегалу КГБ. Его отчет остается засекреченным в ведомственных хранилищах, но в нем содержится вывод, что Логинов — настоящий агент и был продан обратно в КГБ против своей воли[230].

Позднее, весной 1981 года, после того как директором ЦРУ стал Уильям Кейси, Филдхауз написал исследование по делу Носенко. И снова прозвучал вывод о том, что Носенко — перебежчик, заслуживающий доверия.

Каларис дал указание о проведении еще одного исследования в попытке рассеять туман, окружавший отдел контрразведки. Ранней весной 1975 года он обратился к Бронсону Твиди, отставному ветерану ЦРУ, британцу по рождению, два срока работавшему резидентом в Лондоне. Каларис имел в виду Голицына. Он обратился к Твиди, потому что ему нужен был надежный человек не из Управления[231].

Каларис поручил Твиди изучить все дело Голицына; он хотел знать, насколько можно полагаться на все сказанное Голицыным. Твиди работал несколько месяцев и позднее в том же году представил Каларису первое исследование по Голицыну на 90 страницах. В докладе делался вывод о том, что Голицын — действительный перебежчик, заслуживающий доверия, но его ценность для ЦРУ значительно ниже, чем утверждали его сторонники. С подсказки отдела контрразведки распространилась идея о том, что так или иначе Г олицын разоблачил огромное число шпионов и агентов проникновения в союзнические разведывательные службы. Фактически, как явствовало из доклада, Г олицын дал информацию, которая привела к аресту Жоржа Пака, советского шпиона во Франции; он дал первую наводку на Уильяма Вассала, шпиона в адмиралтействе Великобритании; и он же дал несколько наводок в Финляндии. И это, делает заключение Твиди, практически все. Невзирая на выводы Твиди, в 1987 году ЦРУ наградило Голицына медалью за выдающиеся заслуги.

Каларис настоял, чтобы Твиди провел еще одно исследование. Новому шефу контрразведки досталась в наследство докучавшая проблема в виде доклада Петти, бо-бйн магнитофонных записей, каталожных карточек и забитых картотечных шкафов, в которых бывший сотрудник группы специальных расследований обвинял самого Энглтона в том, что он — советский «крот» в ЦРУ. Каларис едва ли мог исключить возможность, хотя и притянутую за уши, что его предшественник — предатель. И снова Твиди представил в письменной форме исследование, в котором обвинения в адрес Энглтона отметались как иллюзорные[232].