Охота на «кротов»

Применялись и другие меры психологического давления. Например, непосредственно перед отлетом Носенко на «Ферму» допрашивавшие его сотрудники ЦРУ заявили, что его заключение продлится более десяти лет. В заточении Носенко прошел три раза проверку на полиграфе. При этом результаты первых двух проверок были фальсифицированы, с тем чтобы «сломать его» и убедить в необходимости сознаться, что он специально засланный агент КГБ. В первом случае проинструктированный оператор полиграфа заявил Носенко, что тот провалился, даже еще не зная результатов проверки. Ему также сказали, что полиграф может читать его мысли, что не соответствовало действительности. Результаты второго тестирования на полиграфе — фактически серии проверок, проводившихся в течение десяти дней, — показали, что Носенко лжет в отношении Освальда. Однако ЦРУ в дальнейшем заявило о недействительности результатов второй проверки на полиграфе. Одна мелкая удивительная деталь: в ходе одного тестирования Носенко был подсоединен к аппарату в течение семи часов; когда же сотрудники ЦРУ сделали перерыв на обед, он оставался привязанным к стулу так, что не мог пошевелиться. Один такой «перерыв на обед» длился четыре часа. Оператор полиграфа также терроризировал Носенко, заявляя, что тому не на что надеяться и что он наверняка сойдет с ума. Носенко прошел и третье тестирование на полиграфе, которое включало в себя два вопроса об Освальде. Эту проверку ЦРУ признало единственно действительной.

Бэгли лично руководил допросами Носенко с помощью телевизионной линии связи замкнутого типа, соединявшей специальную тюрьму на «Ферме» и штаб-квартиру в Лэнгли. На месте допрос вели три человека.

Бэгли утверждал, что вначале ЦРУ не планировало заключения Носенко в тюрьму на такой длительный срок. «Мы ожидали, что потребуется от десяти дней до двух недель, чтобы показать ему несоответствия в его рассказе». Почему же тогда заключение длилось более четырех с половиной лет? «Он сам себя закапывал все глубже новыми противоречиями, — отмечает Бэгли. — Было очевидно, что он не занимался той работой, о которой говорил. А по его словам, он принимал участие в операциях против посольства США, чего в действительности не было. Его заявления были направлены на то, чтобы что-то скрыть».

Руководимые Бэгли следователи цеплялись за любые противоречия в рассказе Носенко. Например, в 1962 году в Женеве тот утверждал, что лично участвовал в операции против Эдварда Эллиса Смита, в ходе которой первый сотрудник ЦРУ, направленный в Москву, был скомпрометирован интимной связью со своей горничной, работавшей на КГБ. То, что эта «ласточка» из КГБ заманила Смита в ловушку, обнаружилось в 1956 году[144]. Носенко также сообщил, что в 1955 году он был переведен в Седьмой отдел, занимавшийся туристами. Далее Бэгли отмечает: «Во время жесткого допроса Носенко противоречил самому себе. Он сказал, что работал по Смиту, но как он мог это делать, если уже был переведен в Седьмой отдел? «Кто такой Смит?» — спрашивал Носенко. Поэтому мы прокрутили магнитофонные записи состоявшейся в 1962 году нашей встречи с Носенко в Женеве, на которой он говорил о Смите. Запись была без помех и с хорошим звучанием. Он прослушал ее, а затем — тут Бэгли сгримасничал, имитируя Носенко, — сказал: «Бэгли напоил меня».

Конечно, вполне вероятно, что Носенко просто важничал, утверждая, что он заманил в ловушку Смита, но наверняка он знал об этой операции. Успешное обольщение в постели первого сотрудника ЦРУ в Москве, без сомнения, стало предметом бесконечных коридорных сплетен и хихиканий во Втором главном управлении. И вполне возможно, что горничная была подставлена Смиту в 1955 году, еще до перевода Носенко в новый отдел, занимавшийся туристами. Как и многое в мире контрразведки, почти каждое событие может трактоваться как гибельное или безобидное в зависимости от субъективной точки зрения того или иного лица.