Откройте, мне здесь так душно,Ну что я, как в клетке зверь!Но пялится равнодушноЖелезом шитая дверь. На голову – одеяло,Забыться, уснуть, но нет–Стучится в виски усталость,И в сон наплывает бред: Упали решетки с окон,Под шинами – вновь проспект,Единства моторов рокот –В неполных семнадцать лет. Мы – рокеры, дети ночи,Мы соням – как в горле кость.И фарами режем в клочьяЧернильную тьму, как плоть. ... Под шлемом – косая челка,Глаза – бирюзовый цвет.Сидит за спиной Аленка –Девчонки милее нет. – Люблю! – свищет ветер в уши,Летит под колеса твердьИ мой мотоцикл послушен,Будто прирученный зверь. И дальний есть свет, и ближний,Но так уж не повезло:На каждую радость в жизниДается в запас и зло. Вдруг – сбоку мелькнул протектор.Удар! Темнота... И ночьУносит меня в каретеКуда‑то от жизни прочь. Но выплыл. В подушке смятойИз марли – лишь только нос.Я в гипсе лежу распятый,Как сам Иисус Христос! Вот в тишине каленойВрачей, заслонивших свет,Глазами спросил: «Алена?!»И был тишиной ответ. В бреду замелькала челка,И глаз бирюзовый цвет.Ушла в никуда девчонкаВ неполных семнадцать лет. И суд был... Да что мне судьи!Я сам – судья и палач...А ночью все время будитТеперь уж ненужный плач. Но всех приговоров строжеЗрачков материнских боль.И крикнуть хочу: «О Боже!»Живу... а по сути – ноль. И будто бы меч дамоклов,Нависла ниточка слов.Я слышу в ночи:«Будь проклят!И ты, и твоя любовь!»
– Вот такая была любовь! – помолчав, сказал Михай. – Давно и недавно!
– А как же все‑таки будет у нас? – спросила, придвигаясь ближе к нему, Олеся.
– Знаешь, не хочу тебя и себя обнадеживать, чтобы потом не ранить еще больнее, – признался ей Михай. – Ведь жизнь моя нынешняя, как в цыганском таборе – все время на колесах. И в ней пока не запланировано место для женщины. Я имею в виду постоянную, до конца. И потом, что ты знаешь обо мне? Вполне возможно, что узнав прошлое и одну из сторон моего настоящего, ты возненавидишь меня. И получится у нас, как в том стихотворении.
Бардак разобранной постели,Ночник вагонного купе,В борьбе сплетенные две тени,Ты мне чужая, я – тебе. ... Чуть сдвинув жадные колени,Поправив смятое пальто,Шепнула с деланным смущеньем:–Ну победил, а дальше – что? А что ответить? Сам не знаю.Ведь в том вагоне, ты прости,Сошлись две жизни – как трамваиНа разветвлении пути. Сойдутся стрелки, разойдутся,И дальше – каждому свой тракт.Друг другу люди улыбнутсяЧерез окошко – просто так. Вот так и наша – мимолетом,Горящей спичкою любовь.Тебя – на станции ждет кто‑то.Мне – пересадка на Ростов. Что до меня – отбрось сомнения,Другого на перроне встреть,Чтобы потом, во искупленье,В аду смятенья не гореть!