Охота на крыс (сборник)

Я достал материал из сейфа, почитал, не нашел никаких лазеек для отказа и вернул его на прежнее место. Сезонная преступность. Зимой воруют шубы из раздевалок и гардеробов, летом — колеса с машин, велосипеды. Причем в таких количествах, что успеваешь только заявления принимать, на какое-то там раскрытие и времени не остается. И народ какой-то наивный. Вещи без присмотра бросают, домой кого ни попадя водят, деньгами сверкают. Ну и пускай кругом воровство и грабежи, меня это не касается. Э, нет, товарищ, а когда ты в милицию прибегаешь, то по-другому рассуждать начинаешь. Я бы статью в кодексе ввел: сам виноват — сам и ищи. А то он проворонит, а ты хоть тресни, хоть из-под земли, да обидчика достань и добро верни. А не вернешь — жалобы идут: плохо работаете, мол, даром хлеб едите, жируете тут на государственной шее.

Помню, мадам одна поселила мужичка, он у нее полгода жил. Даже пожениться собирались. А потом приходит она как-то раз домой, а жениха нет, и полквартиры вынесено. Она туда-сюда, потом — в милицию. А там выясняется, что кроме того, что он — Саша из Донецка, она про него больше — ничего и не знает. Здорово. Саша, видать, парень с головой — полгода мозги пудрить и ничего про себя не рассказать. Женька тогда дамочке намекнул, что, прежде чем в кровать ложиться, надо паспорт спрашивать на всякий случай. Та — в крик: это не ваше дело, он меня любил, может, и не он вовсе меня обокрал. Потом на Литейный побежала, накатала жалобу, которая, правда, так к нам назад и не вернулась. Сашу этого месяцев через пять на другой краже тормознули. Так оказалось, что он одновременно нескольких баб — ой! — женщин охмурял. По поточному методу трудился. Даже блокнотик имел, чтобы не перепутать имена и кому что говорить. Это, наверно, любовью и называется.

Жалобы, конечно, небольшая беда, но нервотрепки из-за них хватает, особенно когда ты ни в чем не виноват. Да и времени много на отписки уходит.

Писать бумаги для меня было пыткой, не говоря уже об этих отписках.

Я встал из-за стола и начал приседать, чтобы чуть согреться. Зараза, надо сюда на пару дней начальника жилконторы посадить, чтобы отопление, паразит, наладил.

Я набрал номер телефона Максимова. Надо было поговорить с матерью. С ней, наверно, уже говорили ребята с Литейного, но я знал все-таки немного больше и хотел кое-что уточнить. И потом, если при жизни человека родственники о нем не очень-то любят распространяться, то чтобы найти убийцу — скажут все.

Самый главный вопрос, на который я хотел бы найти ответ — каким образом мастера резни по телу узнали, что Максимов в больнице. Может, и к матери под видом ментов приходили?

— Алло, — раздался тихий женский голос.

— Простите, я не знаю ваше имя-отчество, это Ларин из милиции. Я был у вас дома.

— Ирина Борисовна. Что вам опять надо?

— Я хочу подъехать поговорить, вы будете дома?

— Я не хочу вас видеть. Зачем вы пришли тогда? Зачем я сказала, что Сережа в больнице? Вы же обещали никому не говорить. Ведь никто, кроме вас, не знал! Как вам не стыдно звонить после такого!

— Подождите. Вы точно никому не говорили?

— Нет! — голос перешел в плач. — Нет!

В трубке раздались короткие гудки.

«Черт, действительно неудобно получилось», — подумал я.

Я перезвонил в больницу и спросил у заведующего отделением, не сообщали ли они куда-либо, что Максимов находится в больнице. Ответ был таким, как я и ожидал. Разумеется, нет. Такой же ответ я получил и в регистратуре. Чертовщина какая-то. Ведь даже если бы кто и узнал, что Сергей влетел в дурдом, то скорей всего бросился бы в районную больницу, а не на Пряжку. Может, кто видел, как его увозили? В любом случае надо поговорить с матерью Максимова. Что-то тут не так.

Я застегнул тулупчик и вышел на улицу. Завтра день, потом дежурство, и вот уже и выходные. Недели летят незаметно.

На метро я добрался до знакомого мне дома, вошел в подъезд, постоял немного у дверей и, набравшись духа, позвонил. Да, лучше уж отказники писать, чем объяснять абсолютно уверенному в твоей виновности человеку, что ты тут совершенно ни при чем.

— Кто там?

— Ларин. Дверь открылась.

— Вы все-таки пришли? Зачем? Мне и без вас тошно.

— Я ненадолго. Мне крайне необходимо поговорить с вами.

— Вы уже поговорили. Кого теперь убьют? Меня?

— Поверьте, я не имею к смерти вашего сына ни малейшего отношения. Вы успокойтесь, эмоции — плохая опора. Неужели бы у меня хватило наглости заявиться сюда, если б я в чем-то был виноват?

Ирина Борисовна немного помолчала, потом, вздохнув, произнесла:

— Ладно, проходите, все равно ничего не исправишь.

Я зашел в коридор и сел на стул в прихожей.

— Ирина Борисовна, вы не знаете, почему его убили? Не удивляйтесь вопросу. Тем более, что вам его уже наверняка задавали,

— Не знаю.

— И все-таки вспомните последние недели. Может, в поведении сына было что-нибудь необычное? Мать задумалась.