Охота на лис

— Если бы существовали какие-то доказательства того, что Джеймс убил Алису, полиция обязательно обнаружила бы их. Любой, кто думает иначе, должен пройти обследование у психиатра.

— Ты ведь сам говорил, что ему удалось выйти сухим из воды, что убийство сошло ему с рук. И говорил не раз.

— Я сказал только, что если он действительно убил ее, то это было идеальное убийство. Но ведь я шутил, Элеонора! Тебе стоит хоть раз внимательно выслушать, что говорят, а не разглагольствовать без конца.

Элеонора повернулась спиной к плите:

— Не я, а ты не способен слушать. Ты никогда по-настоящему не слышал то, что я тебе говорила. Тебя почти никогда не бывает дома. А дома ты постоянно запираешься в кабинете.

Джулиан не спеша допил виски. Ну вот, начинается.

— Что ж, я весь внимание. Что ты хочешь со мной обсудить?

— Ничего. Не вижу смысла. Ты всегда принимаешь сторону мужчин.

— Я, несомненно, принял бы сторону Джеймса, если бы знал, что замыслила Прю, — холодно ответил Джулиан. — Так же, как, впрочем, сделал бы и Дик. Он никогда, конечно, особых иллюзий по поводу сучки-жены не питал, но и не предполагал, что она станет изливать свою безграничную злобу на Джеймса. Бедный старик. Не успел пережить одну беду, смерть жены, как его начала донимать телефонными звонками выжившая из ума гарпия. Впрочем, подобное поведение характерно для изголодавшихся по сексу старых дев…

Элеоноре казалось, что его взгляд пронзает ей спину.

— …или в случае с Прю — закончил он, довершая удар, — женщин, на которых мужья уже давно не обращают внимания.

*

На кухне Шенстедской фермы Прю пребывала в не меньшем беспокойстве, чем ее подруга. Обе были смертельно напуганы. Мужчины, от которых, казалось, ничего особого ожидать не приходится, начали преподносить им сюрпризы.

— Отец не хочет с тобой разговаривать, — коротко и грубо сообщил ей по телефону сын. — Он сказал, что, если ты не перестанешь названивать ему на мобильный, он сменит номер. Мы предложили ему остаться у нас на ночь.

— Немедленно передай ему трубку, — потребовала она. — Что за дикое поведение!

— Боюсь, это скорее можно сказать о тебе самой, — ответил ей Джек. — Мы тут все вместе пытаемся разобраться с твоими позорными звонками бедному старику. Как тебе такое могло прийти в голову?

— Не пытайся судить о том, о чем ничего не знаешь, — холодно произнесла она. — То же самое касается и твоего отца.

— Совершенно верно. Мы не знаем… не знали и знать не хотим. Господи, мама! Как ты могла так поступить? Мы все думали, что ты свой яд растрачиваешь, изводя придирками отца, а ты, оказывается, нашла еще один объект для злобы и никому ничего не сказала. Да никто не верит в твою версию случившегося в особняке «Шенстед»! Ты всегда только тем и занимаешься, что переписываешь историю, чтобы себя представить в лучшем свете.

— Не смей разговаривать со мной в подобном тоне! — воскликнула Прю. — Ты только и делаешь, что критикуешь меня с тех самых пор, как женился на этой девице.

Джек злобно рассмеялся.

— Ну вот, что я и говорил… мама. Ты помнишь только то, что хочешь помнить, остальное проваливается в бездонную дыру твоей памяти. Если бы у тебя осталось хоть немного здравого смысла, ты бы во всех подробностях восстановила разговор, который, по твоим словам, ты слышала, и постаралась бы припомнить детали, которые намеренно из него выбросила… Не кажется ли тебе странным, что единственный человек, который верит твоим россказням, — эта идиотка Бартлетт?

Прю услышала рядом с сыном еще чей-то голос.

— Я должен идти. Родители Линди уезжают. — Возникла короткая пауза, затем Джек вновь заговорил решительным и резким тоном: — Как бы то ни было, в данной ситуации ты действовала одна, поэтому не забудь сообщить полиции и адвокатам, что остальным членам семьи о твоих звонках ничего не известно. Мы слишком много и тяжело работаем, чтобы спустить все на оплату последствий твоей идиотской болтовни. Отец защитил здешнюю часть нашего общего бизнеса, переписав его на меня с Линдой. А завтра он собирается и твою часть защитить, так, чтобы мы не потеряли Шенстед при выплате судебных издержек в результате процесса по обвинению в клевете.

Не попрощавшись, Джек бросил трубку.

Первая реакция Прю была чисто физической. У нее с такой силой потекла слюна, что она не успевала сглатывать, поэтому, в отчаянии бросив трубку, подбежала к крану, налила воды в стакан и тут же начала обвинять всех подряд, кроме себя.

«У Элеоноры ничего толком не вышло… Дик оказался таким жалким трусом, что им не составило труда его запугать… Белинда настраивала Джека против меня… Если кто и знал, каков Джеймс на самом деле, так это Элизабет… Единственное, что я сделала, просто встала на сторону несчастной девушки… Ну и, само собой, Алисы…»

Тогда, в лесу, она услышала: «…ты всегда все перевираешь… помнишь только то, что хочешь помнить…»