Охота на Лис [СИ]

С тех пор его нога не ступала на борт даже крошечной рыбацкой лодки. Пока Калач и Хлыст договаривались с сиплым капитаном парусника в порту Сегденна, Крысолов надеялся, что страхи остались в том прошлом, в котором наивный и улыбчивый Ладаим ещё был жив. Он вдруг подумал, что многое бы отдал за возможность оказаться на том же берегу с теми же похитителями, будучи при этом нынешним собой. Бывалым двадцатипятилетним Лисом с не одним десятком загубленных душ за спиной.

Но этим вечером, пока парусник боролся с волнами озера Миларад, Ладаим вновь чувствовал себя так же, как на той галере четырнадцать лет назад. Только в этот раз похитителя он знал слишком хорошо.

А ещё с ним была Ним. Каждое слово, услышанное от неё, наполняло Крысолова силой. Каждая улыбка напоминала, за что он борется с тех пор, как в полудрёме выбрался из герцогской тюрьмы. Он так и не мог вспомнить подробности своего побега и с трудом верил, что в таком забытьи смог пройти половину замка и нагнать остальных. Но ведь смог и теперь не отдаст вновь обретённую жизнь за бесценок.

Ладаим укрылся в тесном ящике, по ошибке названным каютой. До самого потолка всё было обшито скрипучим деревом, а постелями служили рваные подстилки на полу. Не лучшие условия, хотя плату капитан взял серьёзную. С другой стороны, Лисы оказались не в той позиции, чтобы торговаться. В Басселе они наследили так, что следопыт Каддар по-прежнему отказывался бросить след.

В этот вечер Крысолову не с кем было разделить свою грусть. Другие Лисы упорно делали вид, что не происходит ничего страшного. Едва погрузившись на старый парусник, они откупорили последние запасы выпивки и пытались наслаждаться путешествием. Кроме, разве что, Хлыста. Инелай остался скорбным тюремщиком Вийма, а заодно и остальных мужчин в этой семье.

Об обществе Нималии Ладаим тоже мог разве что грезить. Девушка едва отошла от смерти Басса, когда Химера устроил ей кошмарное представление у дороги. Она успела не раз перейти от слёз к ярости и обратно за этот день. Крысолов пытался поговорить с подругой, ставшей для него чем-то большим, но Ним попросила не трогать её какое-то время.

Такими темпами «какое-то время» не закончится никогда.

Ладаим не хотел ни есть, ни пить. Он просто желал, чтобы беготня закончилась вместе с предательствами и угрозами. Он хотел встретить старых друзей, вместо которых весь путь с ним проделали какие-то чудовища в знакомых масках. Крысолов жаждал покоя.

Но тут вернулись его соседи по каюте. Запах перегара вошёл даже раньше, чем Ладаим увидел самих Полоза и Котелка. Бывшие караульные о чём-то весело судачили, то и дело прерываясь на очередной приступ смеха, а тивалиец лишь устало поглядывал на них.

— Ну ты чего, Крысолов? — не выдержал Полоз. — Укачало, что ли? Вышел бы, подышал.

— Сегодня такой закат… — мечтательно протянул Котелок.

Ладаим хмыкнул. Вырос он на берегу целого моря, так что закатов насмотрелся и за первые одиннадцать лет жизни. Чем его удивит какое-то озеро?

— Серьёзно, мужик, — посерьёзнел Полоз. — Ты чего грустишь, как плесень? Хочешь, картишки раскинем или кости?

— Не хочу, — буркнул Крысолов.

— Оказывается, Калач столько забавных историй знает, — сказал Котелок. — Загляни к ним в каюту — может, хоть он тебя развеселит. Серьёзно, Дайбур, я чуть штаны не намочил от смеха. Как думаешь, правда из задницы пузыри могут идти, если мыла наесться?

— Да Чёрт его знает, — озадачился Полоз. — Я мыло только раз в глаза видел и жрать не пробовал.

С каждым их словом голова Крысолова болела сильнее. Он не выдержал и покинул жёсткое ложе. В низком коридоре слышался приглушённый смех Лис. Чуть дальше ворчали матросы, которым посиделки щедрых пассажиров не давали уснуть.

Ладаим остановился у крутой лестницы без перил, которая вела на палубу. Он не хотел подниматься наверх, но лишь там, в вечернем сумраке, был шанс обрести столь желанный покой.

От обещанного Котелком заката осталась только бордовая полоса с правого борта. Слева же набегали мрачные очертания туч. Ветер раздувал волны и заставлял судно подпрыгивать на их пенистых гребнях. Наверху качка чувствовалась куда сильнее, и живот Ладаима крутило в такт бурлящей воде.

Посреди палубы, в свете единственного фонаря, суетились матросы. Они обменивались выкриками, то и дело перекручивая канаты в попытке повернуть парус под ветер. Сверху, с мостика, их подгоняли ленивые реплики капитана, едва различимые сквозь гул бескрайнего озера.

Крысолов решил не мешать команде, и побрёл подальше. Тошнота расползалась по животу, так что тивалиец поспешил к тёмному левому борту и облокотился на широкую деревянную планку, идущую от самого носа к корме. Он прикрыл глаза и попытался унять бурлящее нутро глубокими вдохами. Едва открыв их вновь, Ладаим понял, что и здесь ему не найти одиночество. Причина многих его переживаний застыла в сажени от тивалийца.