Охота на льва

Нет, я не спал, не проваливался в мгновенный сон за пулеметом, как это бывало почти всегда рано утром в монотонном полете под колыбельную двух турбовальных двигателей - нежное ржание табуна в четыре тысячи голов. Таблетка Тихого, наверное, продолжала действовать. Мозг вел сразу несколько операций. Он показывал мне ледяную речку - я шел по набережной, распахнув шинель, и дышал морозом, - а в степи несся табун лошадей - рыжее колыхание грив и гул копытного топота, я мчусь на красном вожаке, я гол, как тот мальчик, мы рвемся к реке, на водопой и купание, спина коня горяча, под шкурой перекатываются мышцы, - кто-то уже сказал или еще скажет, что на спине коня добрая сотня мышц, поэтому женщины так любят кататься без седла... Нет, я не сплю, это параллельные струи моего многоводного разума. Он видит все впереди и вокруг - уже показались каменные домики возле посадочной площадки полка, справа по бетонке осел тянет арбу, погонщик - сам Маленький Мук! - нарочито не смотрит на нас, и я вижу, как в грузовой кабине три ствола АКМ и ствол моего кормового пулемета смотрят через открытые иллюминаторы и люк на погонщика, осла, на все, что летит мимо... Все же, у таблетки чистого разума есть недостаток - время разбухает, один момент вмещает в себя несколько прежних, привычных моментов, - он не удлиняется, а утолщается, время течет не только вдоль, но и поперек, и на эту поперечность тоже уходит время, и мы, черт побери, никак не можем приблизиться к площадке и сесть, а всегда подскакивали одним прыжком.

- Когда это кончится? - поворачиваюсь я к Тихому, сидящему за моей спиной. Вижу, как он улыбается, и его соломенная щетина раздвигается, торчит, топорщится, я мимоходом понимаю, что мне известно точное количество щетинок, краем глаза где-то сбоку вижу это число написанным на доске мелом, но не оборачиваюсь. - Я тут всю эту дрянь не употреблял, а ты...

- Все будет хорошо, - говорит одними губами Тихий, говорит одной щетиной, будто поле пшеничное под ветром на холмах под грозовым небом, волнами под ветром, - У нас простая задача, мы все одной крови...

Я отворачиваюсь и чувствую, как много сердец, одно за другим, как поршни в поршневой группе, толкают по моим артериям кровь, и она идет по большому кругу кровообращения, по очень большому кругу - справа через правака, сворачивая и проходя сквозь Тихого, потом по правому борту грузовой кабины через сапера, радиста, гранатометчика, пулеметчика, возвращается по левому борту, и, пройдя через командира экипажа, вливается в мой большой малый круг. И в моей крови теперь я чувствую даже керосиновую жгучесть и клюквенный вкус масла гидросистемы - и неудивительно, ведь кровь моя циркулирует сейчас по всему вертолету, так и должно быть, пока мы едины, мы непобедимы, эль пуэбло унидо хамас сэра венсидо, эль пуэбло! Унидо! Хамас-сэравен-сидо!.. Наверное, эту песню сейчас поет, передавая друг другу глиняный светильник с горящим огоньком свободы, этот комитет бедноты, комитет исламской бедноты, - они только что совершили утренний намаз, встреча, длившаяся ночь, закончена, осталось попить чайку со сладкими фисташками и лукумом, и можно расходиться по одному, огородами. Я вспомнил-увидел рисунок Тихого - небольшой лабиринт из дувалов, где неясно - забор это или уже стена дома, несколько башенок с округло-прямоугольными дырками в самом верху, где стена плавно переходит в крышу-купол. Окошко-дырка так мало, что в него едва пролезет кошка, но иногда, не ободрав бока, влетает шальной, сам не ожидавший такой удачи, неуправляемый реактивный снаряд, а то и граната из гранатомета. Однако сейчас мы не должны уничтожать тех, кто внутри, - нужен "язык", живой связник Турана. То есть, они будут стрелять в нас из тех бойниц, даже могут выйти во двор и палить из всех видов оружия, а мы можем вести только оградительный огонь, создавая кольцо, в котором будет работать спецназ...

- Бред! - повернулся я к Тихому. - Если бы вы знали связника в лицо!

- На ведущем борту летит человек от Саид-Ахмада, он знает, - не удивился Тихий. Да ты много не думай, все срастется, как нужно. Главное, нас не покоси...

Пара недолго просидела на 101-й площадке. Из ведущего выбежал начальник разведки, принял под локоть духа в длинной рубахе и пиджаке, подведенного местным особистом, помог подняться на борт. И с ВКП передали условную фразу: "Клиент созрел", - это значило, что солнце осветило верхушки башен старой гератской крепости, и через несколько минут его лучи через дырки-окошки попадут на западную стену глиняной комнатки, знаменуя окончание утренней молитвы. В этот момент мы должны оказаться там, мы должны прийти с приветом, рассказать, что солнце встало.

- Федя, дичь! - сказал в эфир командир ведущего, и это означало отход по заданию.