Охота на льва. Русская сова против британского льва!

– Встать! – тихо и сурово приказал Андрей, направив на него револьвер.

Молодой человек, постанывая, поднялся и злобно уставился на капитана.

– Кто таков? Имя, чин, сословие?

– А-а, я так и знал: ищейка! – натужно улыбнулся пленный. – Из «голубых» или из «петроградцев»?..[4] Впрочем, мне без разницы. Все равно ничего не скажу!

– Ну-ка, сядь за стол и руки положи перед собой! – Голицыну не понравилась уверенность в его голосе. Неужели он нарвался на какую-то банду? Впрочем, по виду последних двух не скажешь, что они обычные налетчики. «Что же мне с ними теперь делать? У меня всего одна пара наручников…»

И тут он вспомнил про трюк, который показывал на тренировках штабс-капитан Гринько, мастер по захвату боевиков, бомбистов и бандитов. Гринько был из казаков, из почтенного рода пластунов, и приспосабливал свои знания самым неожиданным образом: казаки этак батовали на ночь в поле верховых лошадей, связывая их – повод одной к пахве другой, чтобы пастись могли, а убежать – нет, потому что дернутся в противоположные стороны и невольно друг дружку удержат на месте.

Голицын вытащил браслеты и кинул пленному.

– Застегни один на своей щиколотке, а другой у твоего приятеля на правом запястье. Живо!

Парень недоуменно покрутил головой, помедлил, но выполнил приказ.

– Как же ты нас теперь в отделение попрешь?

– А я и не собирался, – пожал плечами Голицын, подходя к почти очухавшемуся детинушке. – Извини, бугай! – И ударом револьвера по затылку вновь отправил того в царство Морфея.

В этот момент его внимание привлек странный звук, совершенно неуместный здесь, на глухой столичной окраине. Быстро оглянувшись на дорогу, Андрей узрел картину, от которой у него снова опустились руки. Возле крыльца злополучного особняка остановилось последнее достижение технической мысли – автомобиль «Руссо-Балт» К12/20. Двери дома отворились, и на крыльцо вышли двое. Одного Голицын узнал бы, как говорится, и с закрытыми глазами, а вот второго видел впервые, и от того огорчился еще больше. Пытаться задержать парочку смысла не имело, а преследовать их было не на чем.

Рейли и его напарник уселись в автомобиль позади шофера, и «Руссо-Балт», пыхнув сизым выхлопом, резво укатил в город. Голицыну не оставалось ничего другого, как добежать до ближайшего полицейского участка, чтобы раздобыть транспорт для задержанных бандитов.

– Я бы не советовал пытаться скрыться, – сказал он обоим на прощание. – Далеко не уйдете, а ваш друг-силач не скоро вообще способен будет самостоятельно передвигаться.

Ответом ему были два злобных, затравленных взгляда.

* * *

В участке Голицын предъявил свои документы и, поскольку транспорта сию минуту не нашлось, все автомобили и экипажи были в разгоне, пошел вместе с околоточным надзирателем к дому Пашутина. По дороге прихватили стоявшего на перекрестке городового, чтобы покараулил добычу.

Околоточный надзиратель четко и внятно отвечал на вопросы. Дом оказался принадлежащим молодой вдове, госпоже Пашутиной. Ее покойный муж, полковник Пашутин, недавно погиб в перестрелке на афганской границе, и вдова носила траур. Она мало где появлялась, все больше домовничала, и, насколько мог судить околоточный надзиратель, заперла на замок весь второй этаж дома, а сама жила с горничной, экономкой, кухаркой и дворником на первом. О том, каких гостей принимает дама, околоточный надзиратель ничего сказать не мог. Вроде бы у нее бывают люди солидные, но редко, а на каких автомобилях приезжали, он определить не смог, потому что во всех этих «бенцах» и «роудстерах» совершенно не разбирался.

Голицын привел полицейских служащих к тому месту, где должны были сидеть на земле его пленники.

Он сильно сомневался, что напавшие на него молодчики станут столь долго дожидаться своей участи, даже с учетом их незавидного положения. Тем более что оглушенный детинушка ко времени прибытия служителей правопорядка всяко должен был очухаться и предпринять какие-то меры по спасению дружков.

В общем-то, так все и вышло. Налетчиков на укромной полянке не оказалось, зато Голицын с околоточным надзирателем моментально обнаружили «след» – широкую полосу примятой травы, – по которому довольно быстро и настигли всю компанию. Оказалось, что богатырь, несмотря на собственную травму от удара револьвером по голове, сумел взвалить на себя двух крепких мужчин на манер переметной сумы и протащить с полверсты по кустам и бездорожью в сторону берега речки Екатерингофки. Тут, видимо, силы оставили его, и детина в третий раз потерял сознание.

Картина была как раз такая, что по-русски определяется «смех и грех». Ничком на траве лежал огромный мужик, а рядом скорчились два молодых человека в перепачканных глиной и зеленью летних костюмах и тихо переругивались между собой. Появление полицейских оба проигнорировали. Даже продравшийся сквозь кусты к берегу обшарпанный фаэтон, который помнил, поди, еще сурового обер-полицмейстера Трепова – того самого, в которого стреляла бунтарка Вера Засулич, – не вызвал у них хотя бы удивления.