Охота на льва

Ингвасил, разумеется, был самой колоритной фигурой. Здоровенного роста, сутулый, огненно-рыжий и лохматый, с ярко-голубыми глазами, он напоминал сказочного тролля, и Андрей очень удивился, узнав, что много лет назад этот аристократ был знаменитым столичным финансистом. Откупиться от национализации он не успел, а служить узурпатору не пожелал и отправился в добровольное изгнание на север. Теперь это был знаток жемчужного промысла, уважаемый господин, который, благодаря старым связям и знанию трех языков, сумел наладить контакты чуть ли не со всеми странами ойкумены, и теперь розовые и голубые жемчужины с Белых островов украшали короны государей и ожерелья знатных дам от Амье до Полуденных островов.

Остальные островитяне были тоже по-своему интересны. Светлокосая женщина, фигуру которой Супесок так высоко оценил днем, оказалась в прошлом танцовщицей государева балета, которую превратности судьбы заставили забыть о танцах, – теперь она занималась сортировкой жемчуга, делая это с тем же изяществом, с которым выходила на сцену. Бывший мастер-златокузнец Ольт теперь починял сети, вздыхая о своей потерянной мастерской, а дородная дама, что сейчас разносила хлеб на деревянном блюде и шпыняла детишек, которые возились под столом и то и дело норовили стащить кусок рыбы, до сих пор сохранила идеальную осанку аристократки.

Но наиболее любопытным персонажем был, конечно, Дорох. Профессиональный революционер, он начинал свой путь еще при прежнем государе Луше – с тюрьмы особого режима для малолетних, и прошел пытки инквизиции, ссылки, Нервенскую каторгу, с которой почти никто не возвращался. Он прославился тем, что организовал самый первый теракт против нового императора – подорвал карету Торна напротив здания Центрального столичного банка, был пойман, изуродован на дыбе и спасся только благодаря тому, что в столицу вошли амьенские войска. Теперь же, занимаясь штопкой порванных сетей, он вздыхал, вспоминая бурную молодость, и именно ему первому из местных жителей пришла в голову мысль об организации побега.

– А что, господин Андерс, – начал он, когда кульминация праздника миновала, и народ начал расходиться компаниями для более приватных разговоров, – не думаешь ли ты о том, что местный климат вреден?

– На юге, разумеется, он получше, – уклончиво ответил Андрей.

Дорох подлил ему еще браги и промолвил:

– На юге-то всяко лучше. Уж не рвануть ли вам, доктор, на юга с товарищем?

Андрей подумал, что этот человек с изувеченными пальцами и острым взглядом из-под косматых темных бровей вполне может оказаться провокатором, но решил, что даже если это и так, то дальше их ссылать в самом деле некуда, и ответил:

– Ну улететь на крыльях мы не можем, а плавать я не умею.

– Шутить изволите, доктор, – Дорох блаженно прищурился и вынул из кармана меховой жилетки небольшую деревянную трубку. – На крыльях не сможем, чай, мы тут не духи небесные, а вот вплавь… В рыбацком поселке лодку найти не проблема.

– Не проблема, – согласился Андрей. – А зачем ты мне это предлагаешь?

Дорох усмехнулся и некоторое время пристально всматривался в лицо Андрея, словно сличал внешность доктора со словесным портретом в охранной ориентировке, а потом полез за шиворот и извлек складень на засаленном шнурке. Протянув образок Андрею, он сказал: – А ты посмотри.

Приняв складень, Андрей раскрыл его и увидел икону. Лик на ней был потерт и исцарапан, однако Андрей узнал себя. Узнал – и опустил руки, скользкий шнурок протек между пальцами, и складень завис в нескольких сантиметрах от пола. Не отводя пронизывающего взгляда от Андрея, Дорох протянул руку и взял складень.

– Чудотворный, – пояснил он. – Я с ним в Нервене обретался, а Нервен такое место, откуда живыми не возвращаются. А я вернулся. И батогами меня били, и собаками травили, и в медоежью шкуру зашивали да к охотникам выпускали. Всякое было. А я вернулся. И как тебя увидел, так сразу признал.

Андрей смущенно опустил голову. Привыкай, ожил внутренний голос, ты тут уже двадцать лет как бог.

– И как мне тебя было не признать? – продолжал Дорох. – Я тебе в земляной яме молился, на кольях стоя, и ты меня вытащил. Из Нервена бежал с товарищами, все остались болото гатить – а я спасся. Ты, Добрый Лекарник, не раз мне помогал, теперь и я тебе помогу.

– Я устал, – признался Андрей, – и не хочу больше никуда бегать.

– Если устал, то лучше отдыхать в других местах, – резонно заметил Дорох и не сдержал радостной улыбки во весь рот.

Андрею стало грустно – может быть, потому, что он был простым человеком, далеко не самым отважным и праведным, и решения его были небезукоризненны, и дела не всегда отличались правильностью. Такое вот алогичное божество – наверняка очень подходящее для ссыльных и каторжников.

– Лодку я вам найду, – продолжал Дорох. – Завтра мне на большую землю ехать, так что заеду-ка я как бы невзначай на один лесной хуторок, Совиный угол называется. Там мой старый товарищ живет, он вас на первое время укроет. А дальше, как говорится, весь мир ваш.