Охота на льва

Вскрывая плотную бежевую бумагу конверта, Андрей заметил, что у него от волнения трясутся пальцы. Внутри лежали документы – новенькие удостоверения личности на имя Андерса Клу и Парфена Тарха и еще какие-то бумаги – насколько понял Андрей, документы на дом в Загорье и банковские книжки. Последним он вынул тонкий белый лист, исписанный торопливыми строчками на русском, и от волнения едва не выронил его.

– Ее величество шлет вам поклон, – значительно произнес Кембери.

Дорох поставил перед ним миску каши, но тот не удостоил ее вниманием.

– Она жива, – глухо промолвил Андрей. Письмо дрожало в его руке, и строчки расплывались и дробились. «Отец! – прочел он. – Я верю, что это письмо тебя найдет…»

Андрей опустил руку с дрожащим листом и некоторое время пытался унять неистово стучащее сердце.

«Мне очень тяжело без тебя. Я всегда теряла близких и теперь нахожу утешение лишь в одной мысли – что ты жив и здоров, и у тебя все хорошо. Если ты читаешь мое письмо, то это значит, что ты наконец свободен, и лорд Кембери нашел тебя. Прошу: уезжай в Загорье и оставайся там. Только так я смогу быть уверена, что твоя жизнь в безопасности. Документы и деньги в конверте, для господина Супеска тоже, если он с тобой. Поверь, все будет хорошо, и я сделаю все возможное и невозможное, чтобы мы встретились как можно скорее.

Надеюсь, до скорого свидания.

С любовью, Несса».

Прочитав письмо дважды, Андрей аккуратно сложил его и опустил в конверт к прочим бумагам. Супесок смотрел на него с сочувственным пониманием. За столом воцарилась тишина – даже стук ложек стих. Андрей закрыл конверт, разгладил смятый в спешке клапан и повернулся к Кембери:

– Итак, господин посол, что нам делать дальше?

Спустя день в вагон поезда Северные земли – Заюжье вошли два немолодых джентльмена купеческой наружности, багажа у них почти не было. Проводник проштамповал кусачками их билеты, проверил паспорта на имена Тарха и Клу и сообщил, что на нужную им станцию Загорье-1 поезд прибудет через четыре дня. Купцы согласно кивнули, от вина, равно как и от травяных сборов, отказались, и, пожелав им счастливого пути, проводник забыл о них.

* * *

В прежние времена Авруту Хонка наверняка бы отправили на костер за ересь.

Блистательно пройдя обучение в столичном лекарском корпусе, он совершенно неожиданно начал утверждать, что случаи одержимости, неоднократно описанные в литературе, не являются происками слуг Змеедушца, и припадочных следует вести не в инквизиционные пыточные, а в лекарские корпуса. Если есть болезни тела, то почему не может быть болезней души? Научное сообщество мигом исключило Авруту из своих рядов, и молодой врач закончил бы свои дни на дыбе, если бы не личное вмешательство государя: император Торн признал, что в идеях Авруты есть определенный смысл, дал ему кафедру в академиуме и велел продолжать исследования. К концу войны Аврута уже добился положительных результатов в лечении одержимости при помощи магнетизма, и теперь его кафедра душелечения считалась одной из самых перспективных в стране. Узнав, что Эмма пришла по поручению личника государя, Аврута тотчас же отложил все свои дела и заверил, что госпожа Хурвин может полностью им располагать.

Мрачный кабинет профессора навевал на Эмму нешуточную тоску. Высокие стеллажи с книгами, стол, захламленный бумагами, человеческий череп на подставке, исписанный непонятными каракулями, – все это напоминало страшную сказку. Впрочем, со дня смерти отца Эмма словно не покидала театр ужасов: работа, порученная ей Артуро, казалась всего лишь отсрочкой приговора к безумию. Выслушав ее вопросы о маниаках, профессор добродушно усмехнулся:

– Мы пока находимся в самом начале большого пути, моя госпожа. Человеческий мозг загадывает нам невероятные загадки, которые вряд ли будут решены при моей жизни. И не при вашей. Впрочем, – он поправил окуляры на носу, став похожим на старую мудрую птицу Роох, – ваш пример не совсем корректен. Вальчик действовал сугубо в рамках инквизиционного протокола и просто очень хорошо выполнял свою работу.

Эмма поежилась.

– А двенадцатилетнюю девочку он раскроил распялкой тоже в рамках протокола?

Профессор грустно усмехнулся.

– Можете мне поверить, дорогая Эмма, что да. Времена сейчас намного мягче.

Эмма поджала губы. Покойный полковник Хурвин и ссыльные заговорщики могли бы опровергнуть эту сентенцию профессора.

– Но маниаки…

– Да, маниаки существуют, – кивнул Аврута. – Если уж говорить об убийце рыжих дев, то его поведение можно объяснить по-разному. Это и страсть, доходящая до крайности, и физическая болезнь, возможно опухоль мозга. Как жаль, что меня не пускают к нему в тюрьму! Ведь изучение его мозга могло бы совершить подлинный прорыв в науке!

– Он на свободе, – проронила Эмма. – Милорд Привец в этом уверен.

Аврута вскинулся так решительно, словно готов был сию секунду мчаться на поимку безумца. Глаза за стеклами окуляров энергично заблестели.

– Обещайте мне, что я поговорю с ним первым, – попросил он: так ребенок мог бы просить сладостей к празднику. – До приезда охранного отделения.