Охота на Менелая

С намёком, что аудиенция окончена, Чернышёв поднялся. Он позвонил в колокольчик, и в дверях, как по мановению волшебной палочки, возник одетый в чёрное усталый немолодой чиновник.

– Принесли, Костиков? – осведомился генерал-лейтенант. – Кладите на стол, я ещё раз посмотрю доклад и тогда уже поеду к государю.

Ордынцев понял, что его выпроваживают. Он попрощался и вышел. Чернышёв явно хотел переложить свою вину на плечи шефа жандармов. В любом случае прямых улик у Дмитрия не было, и ему оставалось лишь одно: ехать в Петербург и добывать неопровержимые доказательства. Расстроенный неудачным визитом, он двинулся по коридору к выходу.

– Ваша светлость, – окликнул его сзади тихий голос, – погодите немного.

Дмитрий обернулся и увидел, что за ним спешит усталый штатский из кабинета военного министра.

– Вы простите меня за настойчивость, но я услышал конец вашего разговора с его высокопревосходительством, – тихо, почти шёпотом сказал Костиков. Он помялся, но, как видно, решившись, продолжил: – Дело в том, что Печерский перед отъездом украл из моей комнаты написанный к сегодняшнему дню доклад. Я не стал поднимать шум, а восстановил документ заново по черновым записям. Я думаю, мерзавец надеялся, что я не смогу это сделать, и граф меня выгонит. К тому же Печерский подбросил мне в комнату хозяйкины драгоценности. Хорошо ещё, что я сразу их обнаружил и с помощью горничной её сиятельства вернул на место.

– Вот как! И чему был посвящён доклад? – уточнил Дмитрий.

– Военным поселениям. Я подробно описывал их дислокации, количество людей, имущество и вооружение.

– Ценные сведения для того, кто работает на врага, – признал Ордынцев и поблагодарил: – Спасибо, что предупредили меня, буду знать, что искать.

– Это ещё не всё, – затравленно оглянувшись по сторонам, прошептал чиновник, – я ведь тоже слышал тот разговор, как и ваш мальчик. Печерский и его гость стояли под окнами моей комнаты. Я не решился сообщить об этом его высокопревосходительству. Не знал, как он к этому отнесётся. Но раз вы ему рассказали, я, наверно, сегодня же вечером доложу о том, что слышал.

Какая удача – нашёлся новый полноценный свидетель! Вот уж нежданно-негаданно… Ордынцев с надеждой спросил:

– Я могу рассчитывать, что вы под присягой дадите показания на графа Печерского?

– Конечно, ваша светлость! Это мой долг, – согласился Костиков, и Дмитрий успел заметить радостный блеск его глаз.

«Печерский – дурак, походя наживает себе врагов, – понял Дмитрий. – Этот незаметный чиновник с радостью поквитается с сиятельным негодяем, а если бы у того хватило ума не подбрасывать драгоценности, Костиков, может, и промолчал бы».

Ордынцев попрощался с новым союзником и вышел. В пронизанном солнцем маленьком садике золотым ковром лежала на газонах опавшая листва, на клумбе роняли лепестки осенние цветы. Коляска по-прежнему стояла у крыльца, кучер дремал на козлах, но Данилы в экипаже не было. Ордынцев с недоумением огляделся и тут же увидел, как мальчик вынырнул из зарослей жасмина у чугунной решётки. Он поманил Дмитрия к себе.

– Что это за представление? – удивился Ордынцев.

– Тише, ваша светлость, там окно распахнуто, ещё услышат, – шепнул Данила, потянув его за собой.

Они прошли вдоль чугунной ограды, отделявшей сад от улицы, и добрались до стены флигеля. Окно там действительно было открыто, и за ним разговаривали двое. Низкий мужской голос Дмитрий слышал впервые, но зато женский он не спутал бы ни с каким другим. Во флигеле наедине с таинственным мужчиной что-то обсуждала Надин.

Надин прекрасно осознавала, что потерпела жуткое, сокрушительное поражение. Такое случилось с ней впервые, и чёрное, как деготь, и такое же мучительно липкое чувство отвращения к себе просто изводило ее. Это сильно напоминало зубную боль: от неё тоже нельзя избавиться, а с ней – ни заснуть, ни бодрствовать. Вот ведь позор какой! Соперница бросила ей вызов – а Надин в этой борьбе проиграла. Что на неё нашло? Одна фраза – и она навсегда потеряла мужа, а ведь Дмитрий так подходил для этой роли: умён, красив, с явным характером. Если коротко – настоящий мужчина.

Прошло уже столько часов, но Надин по-прежнему беспрестанно вспоминала ужасную сцену: муж наклоняется к её губам, чтобы поцеловать, в его глазах цветёт нежность, а следом вспыхивает желание. А она?.. В полушаге от победы Надин сама всё испортила…

«Я всегда знала, что преуспею в любом деле, так что нечего раскисать, – приказала она себе. – Нужно пережить случившееся, а потом начать всё сначала». Эта простая мысль утихомирила боль, стало легче дышать, сотрясавшая тело мелкая дрожь постепенно затихла. Очень хотелось уснуть, чтобы наутро проснуться и вновь стать прежней, но не вышло. Надин так и пролежала, свернувшись комочком, до самого восхода. Зато под утро пришло решение. Оно было простым и разумным: надо понравиться собственному мужу. Надин считала себя умной и интересной, ей оставалось только донести эту правду до Ордынцева, а уж выбор тот пусть делает сам.