Охота на министра

Арестант явно собирался с мыслями, вероятно, не зная, с чего бы стоило начать. Однако торопить его нельзя, поскольку решение о возврате всех оставшихся капиталов, тех, что разбросаны по зарубежным, пока что никому неведомым счетам, он сам должен принять. Нужно было только аккуратно его подтолкнуть, обозначив иной вариант развития событий как крайне непривлекательный и бесперспективный. Ну так ведь сколько можно об одном и том же?!

«Интересно, каково это – миллиарды по собственной воле отдавать? Наверное, при этом испытываешь жуткие страдания. Иной даже с жизнью готов расстаться, лишь бы заветную кубышку не выпускать из рук. А этот… Только б не начинал среди ночи про либерально-демократическую дребедень, ведь и так все мозги уже проели придворные соратники. Им-то и впрямь свобода требуется – но только для себя. А о демократии мы, так уж повелось, если и вспоминаем, то лишь когда надо оправдать свои не слишком-то удачные действия ссылкой на волеизъявление народа».

«Государь» ещё раз исподлобья посмотрел на арестанта: «Итак, клиент, что называется, уже почти созрел, но что-то ещё мешает ему принять окончательное решение. Возможно, признав фактический свой проигрыш, он просто не решается сказать об этом вслух. Только бы в обморок не упал, а то и ещё чего похуже…»

А в это время в сознании арестанта происходила страшная борьба. Он уже готов был произнести те самые слова, которые от него ждут. Но словно бы что-то постороннее возникло вдруг в его мозгу, и кто-то гнусавым и монотонным голосом принялся твердить, не замолкая ни на минуту, что ни в коем случае нельзя сдаваться. Что нужно драться до конца, пока не исчерпаны все возможности и остаются силы. Что мыслимо ли так вот, неважно, добровольно или по принуждению, отказываться от своих идей. Что всё случившееся с ним и все ещё предстоящие лишения оправданы великой целью. Затем к этому голосу присоединилось ещё несколько голосов и послышались упрёки в предательстве демократических основ, в отказе от либеральных ценностей. А вслед за тем случилось нечто и вовсе непереносимое – перед глазами возникли лица его детей, все в слезах, и, всхлипывая, срывающимися от волнения голосами, они кричали: «Папочка, не отдавай! Не оставляй нас нищими!»

Лицо арестанта исказилось, словно бы что-то разрывало его изнутри, рот изобразил подобие улыбки, обнажив крепкие белые зубы, а зрачки вдруг подпрыгнули и пропали куда-то, будто бы их и не было вовсе никогда. Вслед за этим тело рухнуло как от пистолетного выстрела в затылок, и если бы не расторопная охрана, арестант мог бы вконец попортить себе лицо, а там разбирайся – били или не били, и если били, то зачем?

Ясно было, однако, что так просто, то есть само собой, всё это не могло произойти. «В конце концов, он же сам напросился, значит, всё-таки принял окончательное решение, и не таков этот человек, чтобы переменить всё в самый последний момент под влиянием неизвестно откуда нахлынувших эмоций. Да и нищим-то его никто оставлять не собирался. Ну, скажем, миллион евро – этого вполне достаточно, чтобы прикупить сыродельню или какой иной заводик где-нибудь в Швейцарии, дать достойное образование детям и тихо-мирно доживать свои дни, более не будоража политический бомонд и не вызывая зависти у своих сограждан».

Такие мысли пронеслись в голове хозяина кабинета, пока охрана выносила арестанта в приёмную, а прибежавшие врачи приводили его в чувство.

«Ну что ж, выходит, не судьба выгрести из этого жирного кота валюту. Непонятно только, кого же следует примерно наказать. То ли лагерная администрация чего не доглядела, то ли по дороге что произошло? Ну что ж, в тот раз не повезло, а позже стало и совсем не до него. Если же сейчас с Кайманским всё получится как надо, тогда и Аксельборгу, и другим не сдобровать. Вот если бы возник у них альянс, с таким тандемом справиться было бы тяжеловато. И всё же, сколько ни ломаю голову, никак не пойму – ворочают миллиардами, так чего же им неймётся? Неужели мало того, что уже награбили?! Слава богу, хоть Проша не разочаровал. Подёргался, подёргался, пару раз вляпался по самое оно и в итоге всё-таки решил не лезть в политику. Вот так и надо. Каждому своё! Кстати, его «закадычный дружок» Потутаев один раз тоже сунулся во власть, распихал госсобственность по частным лавочкам, не забыв, понятное дело, про себя, и был таков! Да кто после этого ему поверит? Нет больше дураков! Недавно заявил, будто бы жертвует своё состояние на благотворительность, в какой-то фонд. Понятно, что совесть тут совершенно ни при чём. Цель только в том, чтобы после развода бывшей жене ни копейки не досталось. Да, жадность куда только ни приведёт».