Охота на министра

– Так что там у вас, Егор? Ну не томите! – первым не выдержал Аксельборг. – Здесь все свои. Могу гарантировать, что за пределы этого кабинета информация не выйдет.

– Видите ли, я не совсем уверен… В общем, так. Недавно, когда я был на докладе у Стрекалова, снова зашла речь о бывшем военном министре, о Федюкине.

– Но дело уж два года, как закрыли, – удивился Пирожков.

– Не совсем так. Правда, оно еле теплится. А тут шеф почему-то заинтересовался теми связями Федюкина, которые мы не успели отработать. И вот когда я упомянул премьера…

– Простите, а он-то здесь при чём? – дрожащий голос Докутовича выдавал его волнение.

– Так ведь премьер в бытность свою президентом санкционировал заказы на поставку импортных вооружений для нашей армии, – пояснил Егор.

– И в чём тут криминал? – снова упёрся Докутович.

– Так я же говорю, мы этим тогда не занимались. Просто руки не дошли.

– Ну а теперь?

– Теперь, стоило мне упомянуть премьера в связи с тем случаем, как получил приказ выкинуть это из головы.

– Так прямо и сказал?

– Нет, просто намекнул, что этим другие люди занимаются. Впрочем, дословно я не помню.

Как принято в таких случаях говорить, в кабинете повисла тишина. Только кто-то каблуком словно бы чечётку выбивал, да настенные часы глухо отсчитывали минуты и секунды…

Прощаясь с Викуловым, Аксельборг ничем не выдал озабоченности, даже постарался улыбнуться:

– Ладно, Егор Тимофеевич! Моё предложение остаётся в силе, но в наших общих интересах, чтобы вы пока оставались в своей нынешней позиции. Не так ли?

Так-то оно так, был бы толк от такой позиции.

Глава 28. Фима

Как известно, предпочтения у людей бывают разные. Один доволен уже тем, что отхватил место старшего приказчика в галантерейном магазине. Другому пост управляющего в солидном банке подавай. Третьего увлекает не слишком рискованная игра на бирже, само собой при наличии приватно сообщённой информации, приносящей миллионные доходы. Ну а четвёртый – тот готов даже лечь в постель с придурковатой дочкой своего хозяина, привлекательной не более, чем неструганная доска или заспиртованный африканский крокодил, лишь бы наварить себе толику начального капитала в виде приличного куска госсобственности. Да что тут говорить – если с дочкой не удастся, хоть с хозяйским псом! Любые неудобства оправдывает выгода.

Так вот, Фима не укладывался ни в одну из перечисленных категорий – ему всюду было тесно и мало. Видимо, поэтому его заветной мечтой стала возможность «кидать лохов» направо и налево, оставаясь всё время под защитой Первого лица. Попадались, конечно, и те, на ком зубы можно обломать или ссориться попросту не имело смысла, но, за редким исключением, всё шло своим налаженным путём. Ещё прадед по отцовской линии, Лейба Элевич Рабинович, служил в Гродненской губернии по этой части – был непременным членом уездного раскладочного присутствия… Ну в общем, что-то там такое по налогам и сборам. Вот Фима и унаследовал от него привычку – буквально всё прибирать к своим рукам!

Сейчас он лежал на верхней палубе яхты, подставляя усыпанные веснушками, слегка поросшие рыжеватой растительностью плечи тёплому ветру Атлантики – увы, загар его толком никогда не брал. Нельзя сказать, что при взгляде на Фиму впечатление складывалось приятное, однако и отвращения он на первый взгляд не вызывал. Чересчур покатые плечи, пожалуй, не шире талии, которая практически не прощупывалась, дряблые телесные покровы вместо мышц и вообще – довольно бесформенный, хотя и вполне приемлемый по габаритам силуэт. Вероятно, в закрытом купальном костюмчике эпохи пляжного целомудрия он выглядел бы куда как симпатичнее.

Итак, Фима лежал, и его одолевало нехорошее предчувствие, а одолев, заставило надолго призадуматься. Во всех своих жизненных коллизиях он следовал правилу: «Не жди, когда тебя ударят – избегай ситуаций, чреватых мордобитием». Ошибаются те, кто думают, что патологическая боязнь за собственную жизнь и состояние здоровья появилась у него только сейчас, то есть когда такое счастье привалило. Нет, всё случилось гораздо раньше, в незапамятные времена, когда, провернув дырочку в дощатой стенке, разделяющей женскую и мужскую половины туалета на окраине городского парка, он прильнул к отверстию и с замиранием сердца ждал, когда там, за стенкой кто-нибудь появится. Может быть, именно поэтому Фима так и не заметил, как вошли двое, закрыв за собой дверцу на щеколду, один зажал ему рот, а другой, одним движением сорвав с Фимы короткие штаны…

Теперь-то он даже не уверен, был ли тот кошмар на самом деле или достался в наказание за какие-то грехи, однако с недавних пор вся эта мерзость всё чаще возникала перед его глазами, причём в самый неподходящий для подобного зрелища момент. И тогда Фиме становилось худо, и оставалось лишь одно – замкнуться в себе и ничего не замечать. И даже столь желанные прежде обстоятельства, когда все козыри на руках и если бы ещё и прикуп сносить не надо было – даже это его уже не радовало.