Охота на мух. Вновь распятый

— О чем ты талдычишь, ишак! — грубо прервал его Мир-Джавад. — Вы что, не понимаете, идиоты, зачем я вас здесь собрал?.. Приезжает Фейт с бандой вшивых демократов, их нужно провести за нос, втереть очки, а ты мне о законе… В стране закон один: Великий и непобедимый Отец земли святой Гаджу-сан… А я его наместник и пророк…

Трое, как китайские болванчики, закивали согласно.

— А поскольку Фейту с бандой втолковать это пока невозможно, они к нам добровольно еще не присоединились…

— Нет ничего невозможного, босс! — вырвалось у начальника инквизиции. — Простите, патрон, я — негодяй, ничтожество, клянусь отца, случайно вас перебил.

— Ты хорошо спишь по ночам? — улыбнулся Мир-Джавад. — Учти, твой предшественник спал еще крепче, даже один раз не проснулся совсем.

— Простите, умоляю, простите, патрон. Я — дерьмо, навоз великой истории. Не сердитесь на идиота!

— Если не понимаешь, спроси! — сменил гнев на милость Мир-Джавад. — Не знаешь — научим, не хочешь — заставим!.. Приказы не обсуждают, приказ Великого — закон. Это высокая политика, говорю тебе по секрету, называется: «режим с человеческим лицом».

Киндзо, обрадованный тем, что Мир-Джавад простил его, решил пошутить:

— А остальное может быть как у тигра? — и мерзко захихикал.

— Киндзо! Я держу тебя не как шута, — оборвал его Мир-Джавад.

— Все будет сделано, светлейший! Уверен, что даже родная мама признает в актере своего Гурамчика или Гулямчика, — отчеканил начальник инквизиции.

— Кстати о Гуляме. На след не вышли?

— Простите, шеф, пока нет! Трудно, это же настоящий бандит, а не враг народа.

— Ладно. Это другой разговор. Ты меня понял, это меня устраивает. Мелкоту держите под дозой, чтобы с испугу чего не ляпнула. Актерам обещайте свободу и большие деньги…

— И вы, светлейший, выполните обещанное? — удивился судья.

— Это вы будете обещать, а я наполовину исполню: деньги выплатят семьям, и ручаюсь, что это будет самый высокий гонорар, когда-либо выплаченный актеру за единственное представление.

— На что обратить главное внимание? — задал практический вопрос Киндзо.

— Как можно громче каяться в своих грехах и восхвалять Отца небес и всех планет Гаджу-сана. Пусть в загнивающих странах наконец-то поймут: насколько велик Светоч нации.

Мир-Джавад достал из кармана записную книжку, раскрыл ее и, найдя нужную страницу, прочитал: «Аве, Цезарь! Моритури те салютант»!.. Вы, конечно, поняли? Или нет?.. Перевести?..

Трое подручных обалдело смотрели, выпучив глаза, на Мир-Джавада, боясь признаться в собственной неполноценности.

Мир-Джавад снисходительно улыбнулся и спрятал книжку.

— Здравствуй, Цезарь! Идущие на смерть приветствуют тебя!.. Красиво, э! Идите и действуйте! Как говорили наши предки, ходившие в коричневых рубашках: «Пер ас пера эд астра»!

— Это что-то про цветы? — обрадовался возможности выслужиться прокурор.

— Дура лошадь! «Через тернии к звездам»!

— А-а! — дружно выдохнули подчиненные, решив при первой же возможности выдвинуть шефа в академию наук.

А молва к его способностям летать, исчезать и появляться, к способности распылять любого на атомы или, в крайнем случае, превращать в пар, используемый для отопления теплиц, где выращивают авокадо, прибавила еще способность быть оракулом…

Премьера спектакля прошла на славу. Правда, актеров было почти столько же, сколько зрителей, а если считать, что и зрители тщательно репетировали свою роль в инквизиции, то по-настоящему считать зрителями можно было лишь Фейта со спутниками…

И с разными вариациями звучало в зале:

— Обвиняемый, признаете себя виновным?

— Не только признаю, но и требую себе самого строгого, сурового наказания: я — предатель, и нет мне прощения, нет мне пощады, Великий вождь доверил мне такой высокий пост, а я, мерзавец, скотина, негодяй пакостный, лишай и проказа на чистом теле самого светлого в мире общества, обманул доверие народа, доверие Лидера, продался сразу трем зарубежным разведкам: сингальской, эквадорской и палестинской и задумал чудовищное преступление, еще неслыханное в истории человечества, — отравить Вождя всех народов, Отца всего живого Гаджу-сана и его верного и преданнейшего слугу и раба Мир-Джавада… И нет мне спасения ни на земле, ни на небе!

Актеры, загримированные под Гурама и его несломленных друзей, так искренне каялись и били, в отчаянии от совершенного ими преступления, себя в грудь, так величали и возвеличивали Великого Вождя и Учителя, что Фейт со спутниками были потрясены достоверностью процесса, его гуманностью и терпимостью, а вернувшись домой, Фейт тут же написал книгу, в которой подтверждал законность и необходимость уничтожения таких неисправимых злодеев.

Преступников и актеров, их игравших, расстреляли в ту же ночь после приговора, в подвале инквизиции.

Актеров пригласили сфотографироваться «на память» с теми, кого они так блистательно играли. Актеры не посмели отказаться, хотя такое изуверство было им не по душе. Но вместо фотоаппарата на них глянуло дуло станкового пулемета, чьи пули изрешетили всех за несколько секунд.