Охота на мух. Вновь распятый

Обед прошел в дружеской обстановке. Как ни был голоден Серега, глядя на окружающих, он старался есть так же медленно и степенно, как и члены семейства Елизаветы Израилевны. То, что она была главой семейства, признавалось безоговорочно всеми, несмотря на полное отсутствие у нее образования и квалификации, несмотря на то, что она не заработала ни рубля в своей жизни. Впрочем, не заработала своими руками, а чужими, так даже очень. Деньги водились в этой семье постоянно, это чувствовалось по обстановке красного дерева в обеих комнатах, лучших комнатах во всей квартире, по сервировке стола, Серега впервые ел с тарелок китайского сервиза, пользуясь серебряными вилкой и ножом, как и впервые он видел, чтобы возле прибора лежала туго накрахмаленная белоснежная салфетка, свернутая в трубочку и вставленная в колечко резной желтоватой слоновой кости. Да и в качестве обеда чувствовалось присутствие денег.

В центре стола стоял большой бронзовый семисвечник. Горели свечи, распространяя аромат удивительных райских, не иначе, благовоний. Все присутствующие за столом были так нарядно одеты, что Серега вдруг почувствовал себя бедным родственником.

— У вас чей-нибудь день рождения? — не удержался он от вопроса.

— Нет, мальчик! — певуче произнес старый Мотя. — У нас каждую субботу праздник. «Шабат — это Богу!» — говорится в Торе. Всю неделю мы занимаемся делами, в основном материальными, а в Шабат только духовными, путем молитвы и медитации.

— А что такое — «медитация»? — совсем невежливо перебил Серега.

— «Глубокое размышление!» — улыбнулся старик, сделав вид, что не заметил глупости мальчика. — Человек, соблюдающий Шабат, приходит к миру с самим собой, с людьми, с природой, с Богом. В Шабат мы должны быть в мире со всеми живущими на земле. Закон Шабата предписывает нам хотя бы один день в неделю не быть «царями природы», которым «нечего ждать милостей… — взять их — главная задача», может, я что-то путаю, но смысл верен, и не «править миром», а быть с ним в гармонии… В этот день мы исключаем применение внешней искусственной энергии и обращаемся к своим внутренним и творческим ресурсам и способностям, заложенным в нас Создателем.

— Поэтому свечи? — догадался Серега.

— Электричество — искусственная энергия! — согласился старый Мотя.

— Но у вас горит газовая конфорка! — съехидничал Серега.

— Что касается внешней природы, Шабат запрещает зажигать огонь, но он запрещает его и тушить. Готовить пищу нельзя, но подогреть готовую можно, не на самом огне, а рядом. Готовый обед грелся со вчерашнего вечера после захода солнца.

— А если закурить захочется? — с вызовом спросил юноша.

— Нельзя зажигать огонь или пользоваться пламенем, — отрицательно покачал головой старый Мотя. — Это — внешняя энергия. Никакими техническими приспособлениями пользоваться нельзя. Даже писать, потому что карандаш или ручка — технические приспособления.

— А что же можно? — удивился Серега.

— Читать, беседовать, обсуждать! — перечислил старый Мотя.

— И общаться с Богом? — вспомнил Серега.

— Да! — опять улыбнулся старик. — В Шабат дана такая возможность общения с Тем, Кто не имеет материального тела.

— Интересно! — неожиданно для себя произнес Серега.

— Если интересно, я могу дать тебе почитать кое-что об иудаизме, — предложил старый Мотя. — Как я понимаю, ты далек от любой религии?

— Я — атеист! — гордо назвался Серега. — И член кружка «Молодые безбожники».

Старый Мотя мудро улыбнулся.

— Старик Вольтер, противник официальной религии, писал: «На стороне верующих в Бога — масса трудностей, на противоположной стороне — масса абсурда». Атеизм — интеллектуально ленивая доктрина, притом весьма не гибкая. А Достоевский писал в «Братьях Карамазовых»: «Бога нет — тогда все можно…» Предупреждал!

— Достоевский — представитель реакционной царской интеллигенции, — презрительно вскинулся Серега. — Он был против Великой Октябрьской социалистической революции…

— Царизм его чуть не казнил за участие в революционном кружке Петрашевского, а умер Достоевский задолго до пролетарской революции, впрочем, как и до буржуазной, — и старый Мотя рассмеялся. — Что за педагог у вас по литературе?

— У нас хороший педагог! — грудью встал на защиту педагога Серега. — Он так интересно рассказывает о Маяковском, о Горьком, о Демьяне Бедном. Все познавательно и понятно. А Бога разве можно познать? Как можно познать то, чего нет?

Старый Мотя произнес какую-то фразу на непонятном языке, а потом перевел:

— Это изречение на арамейском языке звучит приблизительно так: «Если бы я познал Его, я уже был бы Им».

— А как зовут вашего Бога? — поинтересовался Серега.

— Три тысячи лет тому назад Моисей, слушая Бога на горе Синайской, полюбопытствовал: как зовут Бога? Бог ответил: «Я есть Тот, Кто Есть».

— А я знаю хорошего человека! — вспомнил Серега. — Он — атеист!