Охота на мух. Вновь распятый

Варвара лежала на ковре, и поза, в которой она лежала, не оставляла сомнений, что перед смертью она была изнасилована. То, что это могло произойти и после ее смерти, присутствующим просто не могло прийти в голову. Праздничный стол на кухне хранил не только немые свидетельства пиршества, но и четкие, ясные отпечатки пальцев, которые были мгновенно сфотографированы экспертом.

Джебраилов внезапно узнал в убитой девушке не только ту, которую встретил, уходя на совещание, он сразу вспомнил, что это была служанка комиссара, вот почему она показалась ему такой знакомой. И от страха сразу взмок, такой обильный и вонючий пот выступил по всему телу, что Джебраилов сам себе стал противен.

Усилием воли он взял себя в руки и догадался позвонить секретарю Тагирова домой. Огорошив его случившимся, он прозрачно намекнул, что, как ему кажется, это — провокация, а не случайность, и провокация совершена с далеко идущими целями, а не только против него.

«Успокойся, дорогой! — стал утешать его секретарь Тагирова. — Я не могу будить господина, он только заснул. Когда он проснется, я обязательно доложу ему о твоих трудностях».

Особого успокоения Джебраилов не получил. Действовать надо было быстро и решительно, он слишком много знал случаев, когда и покрупнее фигуры бросали на произвол судьбы. Ареста он не боялся, у угрозыска были руки коротки против него, но вот комиссар…

Только он подумал о комиссаре, как появился посыльный из комиссариата, словно из-под земли вырос, Джебраилов мог бы поклясться, что в дверь он не входил, и предложил срочно явиться в кабинет шефа.

Сотрудники угрозыска уже закончили свою нудную работу, улик было предостаточно, можно было искать убийцу, хотя для начальника уголовного розыска никаких сомнений не вызывала его личность. Все указывало на старшего майора Джебраилова.

Комиссар смотрел с суровым, каменным лицом на вошедшего Джебраилова, улыбаясь в душе. Он мог себе это позволить, многолетняя практика выработала у него своеобразную мимикрию, на лице у него всегда находилась подходящая к данному случаю маска. Она так удачно всегда скрывала все, что творилось на душе у комиссара, что под нею можно было быть самим собой.

Джебраилов, глядя на суровую маску лица комиссара, гадал: что потребует от него комиссар, где-то в душе догадывался, что именно потребует, но прикидывал, насколько это ему выгодно, а главное, насколько это ему поможет.

— Теперь мне понятно, Джебраилов, почему ты два года назад плохо проверял биографию моей служанки, домработницы, — осуждающим тоном произнес комиссар. — В постели женщины проходят проверку легко.

— Клянусь мамой, не виноват я, товарищ комиссар! — взвыл Джебраилов. — Подставили меня. Я даже знаю, кто подставил.

— Слушай сюда! — лицо комиссара дрогнуло на миг, но он удержал каменную маску на лице усилием воли. — Как я могу тебе верить? Придется комиссию создавать. Из Москвы приедет представитель. А пока считай себя под домашним арестом… Оружие сдал? — спросил комиссар после некоторой паузы.

— Сдал!

Джебраилов сидел на стуле, ощущая предательскую дрожь в ногах и такую слабость в них, что боялся, что не сможет встать, а если и встанет, то и шага не сможет сделать, сразу упадет.

А комиссар еще усугубил его положение одной фразой:

— А то еще вздумаешь покончить с собой, а на меня скажут: «Довел!»

— Викентий Петрович! — взмолился Джебраилов. — Поверьте мне. Я заслужу!

— Ты у меня шуры-муры разводишь, — намекнул комиссар. — Как я тебе могу поверить?

— Я буду держать вас в курсе! — доверительно прошептал Джебраилов.

Комиссар прикрыл рукой глаза, вдруг они выдадут его, заблестят очень сильно и выдадут его нетерпение и заинтересованность. Кролик сам шел удаву в пасть, но, в отличие от удава, комиссар не обладал способностью гипнотизировать и не мог смотреть не мигая.

— О чем шел вчера разговор с Мир-Джавадом? — спросил он тихо, но глаза его сжигали огнем Джебраилова. — Он оставил тебя и еще троих, ты знаешь, о ком я говорю. О чем шел разговор после совещания?

Джебраилов побледнел. Только сейчас он понял, что стоит на краю пропасти, один неверный шаг и… Предать Тагирова — подписать себе смертный приговор. Но с другой стороны, Джебраилов чувствовал на горле петлю аркана, наброшенного комиссаром, и знал старший майор, что, кроме предательства интересов своего дальнего родственника и земляка, его ничто не спасет.