Охота на мух. Вновь распятый

Игорь протянул руку Никите, тот ее пожал, а Арсен привычно «разрубил», «разбил», как бы утверждая договор в качестве третейского судьи.

Кошка в последней попытке избавиться от языков пламени подпрыгнула больше чем на метр, вызвав восторженный вопль у Никиты и разочарованный у Игоря.

Сарвара в эту торжественную минуту неожиданно вывернуло наизнанку. Рвало его долго и мучительно больно. А новоявленные друзья стояли рядом и заливались хохотом.

— Такую красоту испортил! — заметил Игорь, протягивая Сарвару свой носовой платок, чтобы Сарвар вытер свой рот.

Сарвар громким шепотом сказал:

— Не переношу запаха горелого мяса! Когда мне в носу полип выжигали, я даже в обморок грохнулся.

— А ты представь, что ты сжигаешь на костре жидов! — хищно сверкнул глазами Никита. — Как они корчатся и вопят, а перед ними уже лежат их обугленные маленькие еврейчики…

— А пепел их развеять по ветру! — поддержал Арсен.

— Ребята! — взмолился Сарвар. — Пошли на воздух, я больше не могу!

Кошка перестала дергаться и затихла. Игорь без напоминаний достал из кармана проигранные Никите три рубля и расплатился.

Сарвар был уже у выхода из подвала, но троица его новоиспеченных друзей как по команде развернулись к тлеющему тряпью и помочились на огонь, заливая и гася его. Сарвар не только не присоединился к этому ритуалу, но, не дожидаясь конца «ритуала», побрел по лестнице на свежий воздух, чувствуя, что еще немного, и он потеряет сознание.

Но теперь он был «свой».

24

Валя с Илюшей, тесно прижавшись друг к дружке, сидели на холодной скамейке приморского бульвара и смотрели в сине-черную даль, где к горизонту поспешал крохотный пароходик.

А солнце весело рябило в воде.

— Илюша, война будет? — спросила неожиданно Валя, прерывая райское спокойствие.

— Она уже идет несколько месяцев! — ответил Илюша с некоторым чувством превосходства над женской непонятливостью.

— Я газеты, представь себе, тоже читаю! И радио слушаю! — улыбнулась Валя мужской непонятливости. — Меня интересует другое: втянут ли нас в мировую войну?

— Мы заключили мирный договор с Германией! — солидно пояснил Илюша. — Ну, а там: «Если завтра война, если завтра в поход, мы сегодня к походу готовы…»

— А провожать на войну нам! — тихо сказала Валя и еще теснее прижалась к нему.

— А воевать нам! — жестко отрубил Илья.

Но, спустя пару секунд, он нежно поцеловал Валю, ясно осознав, что она почувствовала: есть силы, которые могут разрушить их хрупкое счастье, оторвать друг от друга.

Валя, в ответ на его нежный поцелуй, вдруг страстно и больно поцеловала Илюшу и тихо, хрипло сказала:

— Пойдем к тебе! Все равно через три месяца я стану твоей женой!

И холод неожиданного майского похолодания исчез, растворившись в огненной метели, захватившей и закружившей двух юных влюбленных. Окружающий их мир стал каким-то нереальным, эфемерным, расплывчатым, весь сосредоточился в нем и в ней.

Валя, переступив невидимый, но очень важный для себя барьер, стала женщиной в духовном плане раньше, чем в физическом, и, хотя все ее внимание было сосредоточено на Илюше, в ней все же не исчезли ни женская зоркость, ни женское любопытство. Случайно оглянувшись, она заметила на соседней аллее двух одноклассников.

— Смотри! — шепнула она Илюше. — Никита с Делей Атабековой.

Но Илюшу это сообщение не заинтересовало. Он шел как в тумане, и для него в данную минуту не существовало ни Никиты, ни Дели Атабековой, ни черта лысого, ни ангела с крылышками. Он видел и чувствовал одну только Валю, дышал только ею и наполнен был нежностью к ней настолько, что, казалось, еще одна капля, и нежность освежающим потоком незримо прольется на окружающий мир и растворит в себе Зло и Ненависть, Зависть и Несовместимость..

Валя не обозналась. На соседней аллее действительно были Никита с Делей.

На большой перемене, улучив удобную минуту, когда Деля Атабекова осталась одна, Никита задержался возле нее всего на короткое время, которого ему хватило, чтобы шепнуть ей: «После школы подожди меня на „кругу“»!

Он имел в виду трамвайный круг, где часто назначали свидания. Очень удобно: можно всегда выждать тот момент, когда вокруг никого из знакомых не окажется, а затем быстро перебраться на бульвар. На «кругу» останавливалось несколько номеров трамвая, давая возможность ожидать бесконечно прихода нужного тебе «трамвая», который приходил либо в юбке, либо в брюках, смотря кто кого ожидал в данный момент.

Деля многого ожидала от разговора с Никитой. Она, сама не зная почему, чувствовала себя перед ним виноватой. Сумасшествие Акифа она приписывала тому случаю, что случился в ее подъезде, ей казалось, что Никита знает истинную причину и невесть что себе воображает. И она еще вспоминала разговаривающих о чем-то Акифа с Никитой, увиденных ею в тот самый злополучный день, и какое-то неясное беспокойство тревожило ее душу, еще не оправившуюся от раны, нанесенной влюбленным сумасбродом, так жестоко поплатившимся за свое сумасбродство.