— Она выросла за это время в красавицу. Эти изверги привязали ее к столу и насиловали, кто сколько хотел. Представляешь, голую к столу, даже мальчишки ее насиловали… Все у нас отняли: землю, дома, имущество. В наших домах поселили бездельников, пьяниц, а всех нас увезли в теплушках, в холодных, грязных, на север. По дороге я бежала, прямой путь размыло, повезли через город… Если спросишь, как я бежала, не смогу тебе объяснить… Столько времени живу как во сне… Да, твою сестру убили, задавило машиной. Когда нас распихивали по грузовикам, безумная толпа все сшибала на пути, дочь была у меня на руках, меня сбили с ног, и я выпустила ее из рук, рядом рванул грузовик… Ты никогда не слышала, как хрустят кости твоего ребенка. Ты — счастливая! А я слышала, этот хруст стоит в ушах, сводит меня с ума, не дает спать. Я и живу только для того, чтобы встретиться с Мир-Джавадом, сказать ему, что творят его люди в черных мундирах, эти отряды позорят святое имя инквизиции. Подонки! Надо открыть глаза твоему мужу. Устрой нам встречу.
Гюли устало и покорно вздохнула.
— У него другая жена, это во-первых. Во-вторых, он верит своим людям, как себе, и уничтожит любого, кто попытается ему «открыть» глаза. Выбрось из головы такие мысли, мама. Лучше я поговорю с Мир-Джавадом, и тебя оставят в покое.
— Я вложила все деньги в покупку земли, сама работала день и ночь. Муж тоже не бездельничал…
— Может, хватит тебе мужей? — рассердилась Гюли, вспомнив шофера.
— О чем ты говоришь, дочка? Творится страшное преступление, а ты о своих обидах. Дай мне хоть на десять минут увидеть Мир-Джавада, пусть остановит своих башибузуков.
— Хорошо, успокойся, я постараюсь устроить тебе встречу с Мир-Джавадом. Иди спать.
Гюли, бережно поддерживая мать, проводила ее в свою спальню, где та сразу же уснула, едва успев положить голову на подушку. Гюли смотрела на спящую и лихорадочно соображала, что же ей делать: влияние на Мир-Джавада никогда не было большим, а в последнее время упало почти до нуля, он обеспечивал ее всем необходимым, навещал сына часто, но ненадолго, иногда оставался и ночевать, но прежней страсти как не бывало.
В приемной кабинета Мир-Джавада за секретарским столом сидела молоденькая девчонка. По тому, как она нагло и независимо взглянула на Гюли, можно было понять, что девочка общается с шефом не только по служебным делам.
— Подождите! — нахально улыбнулась она.
Это было неожиданно для Гюли. Раньше она имела право проходить к Мир-Джаваду без доклада. Гюли села у окна. Как ей было все здесь знакомо, сколько раз она приходила сюда и после рождения сына. Но как только Мир-Джавад решил взять эту молоденькую шлюшку, он предложил Гюли оставить работу и посвятить себя целиком и полностью воспитанию сына.
— Женщина должна либо работать, либо рожать и воспитывать! — с апломбом заявил он ей.
С каким наслаждением Гюли выгнала бы эту красивую дрянь и заняла бы ее место, чтобы быть рядом с Мир-Джавадом….
Целый час прождала Гюли, прежде чем ей разрешили войти в кабинет. Ни одного упрека не высказала Гюли, но такая обида была написана на ее лице, что Мир-Джавад поспешил ей навстречу.
— Прости, дорогая, говорил со дворцом эмира. Верховный рвет и мечет, требует скорейшей ликвидации класса крепких хозяев, а у меня людей не хватает, по две смены работают, по четыре, от силы пять часов спят в сутки. Замотались совсем. Врагов не десятки, не сотни, не тысячи даже. Сотни тысяч.
— И все враги? — притворилась непонимающей Гюли. — Все землевладельцы?
— Земля — общественное достояние! — как на трибуне произнес Мир-Джавад. — Одна семья не имеет права ею владеть. Пусть объединяются, берут землю в аренду у государства, орудия производства, платят налоги…
— Налоги они и раньше платили… Что это я? — Гюли провела рукой по лицу. — Слушай, мать арестовали!
— Знаю, она жена одного из главных наших врагов, это мне доложили.
— Но она — моя мать и бабушка твоего сына.
— Свои личные интересы я всегда подчиняю нуждам страны… Я своей жизни не жалею, почему я должен щадить жизни врагов? Третий раз она неудачно выходит замуж, третий раз теряет мужа, бог, Действительно, троицу любит…
— Она не враг, пощади ее, спаси!
— Друзья не сбегают из-под стражи. Ты знаешь, где она? А, что я говорю, если ты здесь, значит, она у тебя.
Мир-Джавад позвонил по внутреннему телефону и послал машину и конвой за матерью Гюли, чтобы арестовать ее. Положив трубку, он вдруг чего-то испугался, позвонил домой Гюли.
— Это кто?.. Мир-Джавад говорит. Позови маму… Мама? Здравствуй, дорогая! Я за тобой послал машину, приезжай, поговорим.
Гюли засияла, услышав эти слова, но Мир-Джавад, положив трубку, озабоченно добавил:
— А то кричать будет, ребенка испугает.
У Гюли ноги стали ватными, она опустилась прямо у двери на ковер и безутешно зарыдала. Мир-Джавад подошел к ней.
— Поплачь, поплачь, это хорошо, сердце у тебя доброе, ты не представляешь, какие жестокосердные дети встречаются, удивляюсь, клянусь отца. В нашей стране так о них заботятся, все для них, все ради их, откуда такие берутся, э, ты не знаешь? Удивляюсь, э!