Аккуратно убранная могила с каменной плитой гласила, что принадлежит Изабелле Мари Уэлсэр. А дальше короткая эпитафия из какой-то заупокойной молитвы:
Молитва простая и прекрасная, была прочтенная в эту минуту сыном, чьи губы не молились уже лет десять.
Бренсон улыбнулся; кто, как не мать заставить ребенка помолиться, когда он по своей праздности забывает об этом. Хорошо, он хоть немного запомнил маму, прежде чем она ушла – эти воспоминания очень ценны хоть и болезненны.
Тетя говорит у него ее глаза. Интересно, мама огорчилась бы, увидев его сейчас? Может они с Ричардом сейчас наблюдают за ним с небес и знают, как ему их не хватает.
Может быть…
Встав с колен и отряхнув с них пыль, Бренсон побрел по окрестностям. В памяти воскресли давно забытые времена юности, вгоняя душу в уныние. Чего убиваться, тем, чего не изменить? Сейчас душа немного потоскует, но скоро все станет на свои места. Особенно после того, как он вернет брату его честь. Конечно, это не воскресит Ричарда, но может это даст самому Бренсону осознание, что он исполнил свой долг. Теперь это смысл его жизни.
Дорожка вела к озеру, из-за которого собственно поместье и носило название Адриан-Менор Лейк2
. Теплая, пасмурная погода предвещала дождь, и Бренсону мелькнуло, что стоит успеть вернуться до того, как разразиться буря.Мимо сада с яблонями, дорога стелилась по зеленому склону. Вскоре на горизонте показалась преследуемая цель.
Надо же, увидев водоем, удивился Бренсон, а раньше озеро казалось намного больше. Помниться он как-то раз свалился с тарзанки на дальнем берегу, и ему показалось, что огромные волны поглотили его. Вокруг было столько воды! Кошмары о том дне терзали его еще очень долго.
А теперь оказывается, что небольшую лужу, детское воображение приняло за целое море.
– Да здесь же воды, наверное, по щиколотку, не больше, – пробормотал сам себе Бренсон, шагая вниз по склону.
Насмешливая улыбка над собственными страхами растянулась на лице. В голове ярко вспыхнуло воспоминание о том дне. Тогда его вытащил Сэм Килфорд. Так между мальчишками завязалась дружба. Длилась она не так уж мало, лет семь, жаль после одного прецедента его – неуправляемого Бренсона Уєлсєра – отправили в Париж. Что касается судьбы Сэма, то, скорее всего его упекли в школу при монастыре. Ну кто мог знать, что слуга мистера Нельсона их так хорошо рассмотрел. Отец рассвирепел, не прошло и трех дней, как Бренсона отослали. Сэма увидеть так и не вышло. Нелепо получилось, но что поделать, разглядывая округу, размышлял Бренсон.
Вокруг было тихо, только птицы да насекомые смешивали свои голоса с ветром и шелестом трав. За густыми деревьями, окутывавшими озеро, вдали виднелись белые колоны дома Килфордов и его красное черепичное покрытие.
Интересно там ли сейчас Сэм? Было бы не плохо его навестить. Каким он стал? Может, женился и завел с десяток детишек.
Настигнув кромки воды, Бренсон остановился, лениво огляделся, и слегка разочаровано вздохнул. Здесь тихо до умопомрачения. Это может быть вредно для человека, так много времени слушать тишину. Она заставляет собственные мысли звучать слишком громко. В вечной суматохе Лондона и Парижа довольно трудно уделять должное внимание собственным думам. Большую часть времени ты прячешься за проблемами других людей. И для таких, как Бренсон, это весьма удобно. А здесь только и занятий, что думать, думать, думать.
– Следует возобновить знакомства, – пробормотал Бренсон, – иначе я стану одним из тех угрюмых людей, что вечно ворчат по пустякам от скуки.
Под ногами лежал узкий гравийный берег. Поддев носком сапога неплотно уложенное покрытие, Бренсон набрал горсть камушков и стал по-мальчишески бросать их по поверхности воды. Они подпрыгивали несколько раз к ряду по водной глади и тонули, оставляли на поверхности широкие круги.
Это занятие принесло почти детскую радость, и на лице растянулась широкая довольная улыбка. Вскоре горсть закончилась и он, было, нагнулся набрать еще, но вдруг до его уха ветер принес слабые мелодичные звуки.
Очень тихий, но весьма приятный женский голосок напевал легкий мотив. Первая мысль была о том, что особа с таким нежным голоском должно быть очень юна. С этой мыслью он стал вертеться и оглядываться, пытаясь различить, откуда доноситься звук. Несколько секунд попытки были тщетны и вдруг, он увидел вполне различимый силуэт владелицы чудного голоска.
Зрелище, развернувшееся перед, ним заставило застыть от восторга, таким умиляющим оно казалось. Белое платье, тонкое, словно сотканное из тумана развевалось на ветру, когда длинноволосая нимфа взмывала в воздух и снова опускалась на грешную землю при помощи широкой качели надежно укрепленной на толстой ветке старого дерева, такого же, впрочем, как и его соседи вокруг.