Охота на нечисть

— Немой? Как же тебя угораздило-то, а? Ну, пойдём, Немой!

Вдвоём они отвели меня в камеру.

— Значит, смотри, Немой, — сказал начальник тюрьмы. — Вот лежанка, как обещал. Вот стол и табурет. Здесь, в углу — когтеточка. О матрас когти не точить! Порвёшь — сам зашивать будешь. Обед сейчас принесут.

— Выдай ему двойной, — попросил Василий. — Наголодался парнишка.

— Выдадим, — согласился начальник тюрьмы. — Да, вот ещё что! Под кровать не гадить! Только в лоток!

Бля, они вообще охренели, что ли?!

Молчаливый тюремщик приволок мне обед — две охрененные порции жареного мяса с репой и горохом и гору чёрного хлеба. Начальство вышло, дверь захлопнулась. И я остался один.

Ох, я и жрал! Наевшись, расслабился на табурете и стал задумчиво смотреть на недоеденный хлеб. Хлеба было ужасно жалко. Но в желудок он не влезал. Проблема, бля!

От нечего делать, принялся рассматривать камеру. Нормальное помещение. Семь шагов в длину, пять — в ширину. Побольше десантной капсулы.

И тут я заметил, что из-под койки на меня внимательно смотрят два блестящих глаза.

Это была мышь. Крупная, величиной почти с крысу, которую я сожрал на помойке. Она, не отрываясь, глядела на меня, но вылезти из-под кровати не решалась.

Немой внутри по-прежнему молчал. Я почувствовал себя одиноко и решил подружиться с мышью. Взял хлеб, отломил кусочек и протянул ей.

Мышь торопливо пробежала через камеру, обнюхала хлеб и взяла его передними лапками. Съела, отряхнула крошки с усов и вежливо сказала:

— Спасибо!

Мышь посмотрела на меня и обиженно фыркнула.

— Я не понял. А ты почему не кричишь? Не удивился что ли?

Конечно, не удивился. Я просто охренел! Но краем сознания отметил, что эта мышь — мужского пола. Мыш, то есть.

— Поговорить не хочешь? — спросил мыш. — Темница, всё-таки. Скучно. А поговоришь — и легче на душе.

Легче, это точно. А если ещё и выпить — вообще взлетишь. Я бы сейчас граммов шестьсот засадил, чтобы успокоиться. И можно без закуски.

Я тяжело вздохнул и снова принялся за пантомиму. Жалобно замычал, показывая пальцем на рот.

— Немой? — понятливо спросил мыш. — Это ничего. Мелкую моторику надо развивать, тогда и речь вернётся. Вышивать любишь?

Ага! Крестиком, блядь!

Я помотал головой.

— Тогда лепить можно. Ну-ка, слепи что-нибудь из хлебного мякиша. А я пока тебе расскажу, что на воле делается. Скучаешь по воле?

Ну, так. Не успел соскучиться, вроде.

Чтобы не расстраивать мыша, я кивнул. Отщипнул хлебный мякиш и принялся катать в пальцах. Чем чёрт не шутит — может, и вернётся речь.

— Слушай, а почему от тебя котом пахнет? — спросил мыш.

Ответить я не успел. Что-то тяжелое со всей дури долбануло в стену камеры, и послышался дикий рёв!

В коридоре загрохотали торопливые шаги, словно мимо камеры скакал табун лошадей. Мужской голос пронзительно завопил:

— Зовите Сытина! Демоны темницу ломают!

В стену ещё раз долбанули, и кирпич пошёл трещинами.

Глава 3: Яйца колдуна

Несколько кирпичей от удара выпали из стены. Получилась неровная дыра. В эту дыру немедленно просунулась рогатая голова с оскаленной пастью! Голова обожгла меня взглядом безумных, налитых кровью глаз, распахнула пасть и торжествующе завопила. Из-за стены ответили дружным рёвом.

Блядь, да их там до хрена!

Кирпичи продолжали трескаться, из швов сыпались на пол куски раствора. Рогатая голова явно пыталась протиснуться в камеру. И уж точно не затем, чтобы поговорить о погоде.

Гориллу видели? А пьяную гориллу? А пьяную, охренительно злую гориллу с рогами?

Вот такая тварь и лезла в мою камеру.

— Демон! — запищал мыш и юркнул под кровать.

Мышу хорошо — его эта дура ловить не станет. А меня — запросто! Жопой чую.

Может, в кота превратиться? Немой, ты где там? В летаргию впал, что ли? Давай, превращайся!

Немой опять не отзывался. Я плюнул на переговоры с внутренним «я» и решил действовать проверенным методом.

Первым делом схватил выпавший из стены кирпич и со всей дури засандалил голове промеж рогов! Голова заорала благим матом. За стеной немедленно отозвались её братья.

Я ещё раз хряпнул кирпичом по голове. Кирпич с хрустом рассыпался у меня в руках. А голове — хоть бы хны! Вопя и щёлкая зубами, она упрямо протискивалась в камеру.

Тогда я вцепился руками в круто изогнутые рога и стал выпихивать голову из камеры. Голова упиралась, но и я не сдавался. Потихоньку, миллиметр за миллиметром, голова убиралась обратно в дыру.

Ох, как эта тварь верещала! Её вопли звучали одновременно утробно и пронзительно. Временами сволочь вообще переходила на ультразвук. Я чуть не оглох на хрен!

А что творилось за стеной! Там визжали, хрюкали, ревели и гоготали. Удары в кирпичную кладку сыпались градом. Стена вздрагивала, но стояла крепко. Видно, у неё было только одно слабое место. Спьяну, что ли, каменщик его строил?

Я помянул грубым словом безымянного древнего строителя и покрепче упёрся босыми ногами в шершавый каменный пол.

Блядь, а что я делаю?!