Аэропорт имени Кеннеди не спал ни днем, ни ночью. Беспокойно гудящий, словно терзаемый духом и окрещенный именем тридцать пятого президента, чьи стремления и мечты изменить страну вмиг перечеркнула чертова пуля, а саму фамилию, казалось, сглазило провидение или просто отвернулся Господь, благословивший Америку, но почему-то поленившийся помазать восходящий на престол клан коренных американцев. Бог, похоже, вообще не жаловал именитых Джонов. Сначала в 64-м, потом в 81-м. Хотя что бы было со страной, останься Кеннеди жив или промахнись Освальд? Если бы Чэпмен не выстрелил несколько раз. Кто знает? Отменили Луну и Вьетнам? Вряд ли. Политика построена на коррупции, лжи и войне, что бы там ни кричали рифмоплеты в предвыборных агитациях или в тщетных хипарских призывах рок-звезд. Ложь. Шанса, о котором так настойчиво просили по всем радиоволнам, миру так никто и не дал, ибо мессию распяли. Нелепо и неожиданно, у порога собственного дома. Как и всегда. Жизнь – борьба. Политика – война. Люди покупают войну. В докладе Уоррена до сих пор значится, что Кеннеди был задавлен пьяным водителем. Кто это прочитает? Это так же интересно простому обывателю, как сезонная миграция южноафриканской тли, о которой бубнят по
– Лук нужно?
– Нет, парочку оливок.
– Красивый.
– Извините?
– Перстень у вас красивый, – зачерпнув из миски с нарезанными черными колечками, продавщица указала на лежащую на прилавке руку. – Вы музыкант?
– Н-нет, – он поспешно убрал руку, оставив на пластиковой подставке двадцатку. Может, даже слишком поспешно. – Сувенир. Спасибо.
Черт! Хэнк расплатился с веснушчатой девчонкой за горячий клаб-сэндвич в хрустящем пакете и, переставив колу с подноса, присел за свободный столик под любопытным взглядом продавщицы. Ну что она уставилась? Хэнк беглым взглядом оглядел кафе – у прилавка, как назло, никого не было. Лишнее внимание ему сейчас совершенно ни к чему. Возящаяся за прилавком девчонка продолжала поглядывать, сузив глазки. Вспоминает. Небось приняла его за какого-нибудь басиста или барабанщика, потерявшегося или попросту свалившего от своих на гастролях. Из этих новомодных. Или, что еще хуже, за гея. Сувенир. Ну, он и сказанул! В этот момент перед продавщицей вырос здоровенный, необъятный толстяк, заслонив ее, и Хэнк, расслабившись, принялся за еду.
Чудовищный, гигантский Левиафан, состоящий из многочисленных терминалов, залов ожидания, взлетно-посадочных полос, диспетчерских, один за другим тасующих ревущие туши лайнеров с ловкостью вегасовских крупье, залов ожидания, магазинов и кафе, километровых очередей на досмотры и таможню, гудел, пульсируя подобно огромному улью деловито трудящейся американской авиапромышленности. Сам воздух, в котором
– Уважаемые пассажиры. Рейс VX406 до Лос-Анджелеса переносится, приносим свои извинения. Повторяю…
И все-таки он правильно поступил, что вызвался добровольцем. Это отличная возможность продемонстрировать начальству или каким там еще высокопоставленным шишкам и боссам свои возможности. Он докажет, что давно готов к настоящей работе. Не то что эта Либби, и на фига ее только прислали. Это же надо! На год младше его, а уже оперативный агент.