Охота на нового Ореста. Неизданные материалы о жизни и творчестве О. А. Кипренского в Италии (1816–1822 и 1828–1836)

Хозяин сроду не говорил со мной о таких делах, но, как сказывал мне Одоардо о том, что он поведал хозяину, как Маргерита явилась на чердак и как он ей нанес побои, то хозяин велел ему о том поведении ее известить Мазуччи и сказывал, что он плохо поступил, побив ее, <…> и что таковых явлений в свой дом он не желает.

Но Одоардо не внял предупреждению Кипренского – возможно, в противном случае это предотвратило бы роковой финал истории. Винченцо уточнил также, что, по его мнению, Кипренский был очень раздосадован безрассудством Маргериты отчасти и потому, что оно вело к нежелательной огласке и было чревато могущими последовать на него жалобами соседей. В отличие от утверждений Одоардо о том, что Кипренский использовал Маргериту в качестве натурщицы и сам имел с ней связь, тоже заразившись от нее гонореей, Винченцо упорно настаивал на том, что он никогда не видел Маргериту в доме Кипренского, и еще раз подтвердил, что, по словам самого Одоардо, художник заражен не был. Относительно реакции соседей на происшедшее он сообщил следующее:

Речей о сем событии было весьма много, среди коих и такие, что явно приписывали злой умысел и хозяину, и Одоардо <…> и не устану повторять, что буде мне было бы ведомо нечто против как одного, так и другого, не преминул бы о том сообщить, поелику владею ремеслом и не затруднюсь найти работу коли не у московита, то у кого другого.

Так завершился последний допрос единственного не присутствовавшего на месте происшествия свидетеля, и учитывая имеющиеся сведения о том, что первый допрос Винченцо состоялся 1 апреля, но его протокол не был приобщен к делу, нелишне уточнить, что он четырежды призывался к ответу.

3 мая 1818 года был допрошен Антонио Маньи из Камерино, супруг жертвы. Состоя в браке с Маргеритой в течение трех лет, он поселился на Виа Сант-Исидоро в октябре 1817-го. Мужчина подтвердил, что его жена стирала одежду Одоардо, но настаивал на том, что он узнал об их связи только после случившейся трагедии. Посещая Маргериту в госпитале, он

<…> от нее самой ничего не мог узнать, как она была очень плоха, успев только жалобно простонать прощай и попросить прощения, но слышал от других гласно сказываемое, что ее погубил в огне или слуга, или хозяин.

Далее он сообщил, что у его жены была жаровня, на которую он, впрочем, никогда не обращал внимания. Антонио еще раз был выслушан 5 июня, но настаивал на том, что больше уже сказанного он не знает. Снова возник вопрос о пресловутой исчезнувшей из дома жаровне, судьба которой, по словам Антонио, осталась ему неизвестна. Его спросили, какие горючие вещества жена держала дома, и он вспомнил о небольшом запасе угля, который тоже исчез.

6 июня 1818‐го следствие наконец добралось до неоднократно упоминавшейся в разных показаниях испанки, некой Марии Антонии Бермудес де Кастро, проживающей на втором этаже прямо под комнатой слуги Кипренского; она в очередной раз вкратце описала события роковой ночи. Приведем ее единственное представляющее интерес свидетельство:

<…> синьор Барбиеллини, залив водой еще горевшее платье сказанной женщины, отправился осмотреться, и сия свидетельница видела в руках у него обыкновенную глиняную жаровню, каковую, по его словам, он нашел на крыше остывшей и без огня.

В хронологическом порядке свидетельство испанки завершает подшивку документов. Как положено, слева внизу на титульном листе записан приговор трибунала:

<…> сего июля 10‐го дня 1818 отпущен Одоардо Северини, <…> повелено ему быть на три года изгнанным из Рима и его окрестностей под угрозой наказания принудительными работами, и будет сопровождаем [до самой границы].