Охота на оборотня

– Леська, я идиот, – он выпростал из-за спины левую руку и протянул девушке лопатку для блинов.

Алесса спорить не стала, молча взяла, подумав, что за такую степень идиотизма больше подошла бы лопата снежная.

– Леська, прости, а? – голос звучал искренне, но было заметно, что непривычный к извинениям Вилль здорово смущается, даже кончики ушей покраснели. А когда вынул из-за спины руку правую…

– Подснежники! Откуда?!

– В лесу нашёл. Мы с Тиэлле нашли, – аватар улыбнулся и, перехватив недоверчиво протянутую руку, ловко надел кольцо на безымянный палец. – Леська, забери обратно.

– Но ведь… Оно твоей мамы?

– Поверь, она была бы рада. Возьми пожалуйста, сделай мне подарок на Новый Год!

– Прилипло! – Алесса улыбнулась, мигом став из пантеры котёнком, получившим в безраздельное пользование любимый шерстяной клубок. Был ли смысл жеманиться? Хотя… – До луны пантеру прокатишь?

– До луны?! Хорошо, но если у тебя усы заиндевеют и отвалятся – я ни при чём!

– А эльфийскому научишь?

– Учи Межра… Ну, ладно, ладно.

– И ещё. Вилль, я тебя подстригу!

– Ты – маленькая вымогательница!

Девушка замурлыкала, будто услышав изысканный комплимент. Пожалуй, Виллю не стоит показывать набросок с его полуобнажённой натурой.

– Леська, а я тоже про тебя загадку придумал! – и, уставясь в потолок, единым духом выпалил то, что они с волчицей сочинили ночью на поваленной сосне:

У Алессы из Залесья
Вырос хвост для равновесия.
Из какого, интересно,
Хвост растёт у неё места?

Алесса открыла рот. Закрыла. Открыла снова, и Вилль с удовольствием отметил, что растерянное выражение лица чрезвычайно красит Тай-Линн. А мгновенье спустя…

– Балда!!! – лопатка гулко бухнула его по лбу.

Арвиэль Винтерфелл уже давно не видел столь ярких звёзд.

Глава 18

Всем известно, чем Весну приветишь, тем Осень за сестру и расплатится. Ярмарка, как говорится, подкралась незаметно, растеряв часть притягательности из-за недавнего траура. Но не стоит винить живых в том, что им принадлежат грядущие полгода сева, урожаев, свадеб и рождений. Накануне вечером на городской площади расставляли столы, палатки, и восходящее солнце застало город преображённым. Тем, кто торговал с телег, нужно было беспокоиться за то, чтобы какой-нибудь вороватый местный мальчишка под покровом ночи не стянул ярко-оранжевый апельсин или бордово-коричневый гранат, либо ещё что-нибудь столь же дорогое, а поэтому, несомненно, привлекательное и вкусное.

Практически у каждого торговца из Северинга были свои «потенциальные клиенты». Они сгребали товар подчистую, так что разбогатевшие в одно мгновенье горожане могли потратить всё оставшееся до салюта время на то, чтобы побродить между прилавками приезжих и выложить за диковинные товары только что заработанные деньги, послушать музыку, полюбоваться на циркачей и прочих потешников. И каждый, будь то ребёнок или взрослый, человек или нелюдь, бедняк или богач, нет-нет, да подходил к большому деревянному ящику, украшенному диковинными рисунками: странными птичками и животными, огненными копьями, изображениями сражающихся воинов. В этом загадочном ящике и находился долгожданный салют.

Знахарка прибежала на площадь ещё затемно, но народ уже собирался. В отличие от крикунов-зазывал, самоуверенная девушка стояла молча – кошка Алесса себе цену знала. Столь же выгодно смотрелась табличка, гласящая: «У Алессы из Залесья на пробу зелья, и в развесе» – Вилль развивал внезапно проснувшийся поэтический талант.

Девушка ждала его к полудню, когда четвёрку ночных стражников заменят свежие. Вряд ли раньше. Парень до середины ночи провозился с застрявшей в воротах огроменной телегой с тончайшей пестрядью, шерстяным и шёлковым кружевом. Хозяева напрочь отказались оставлять «сокровище» за стеной, пришлось переворачивать её на бок и тащить волоком. Судя по обледеневшим царапинам на досках, таким способом она передвигалась неоднократно.

Рассказал это сам владелец телеги, покупая десяток пузырьков настойки «Ночной жеребец».

– Бедняжка! – вполголоса выдохнула знахарка, имея в виду то ли Вилля, то ли телегу. Дав понять, что разговор закончен, опустила глаза, подсчитывая детинки. Уж на что хорош был у мужика тулуп, да всё одно мелочью расплатился.

Звонко вздрагивал бубен, смешиваясь с медвежьим рычанием и хлопками множества ладоней.

– Крендели кручёные-верчёные! Пироги-расстегаи! Пылкие, жаркие…

– Прошлогоди-и-ичные! – поддержала Лушку Алесса, удостоившись в ответ горделивого плевка.

– Ма-а-ама, хасю платосек кла-асный!

Что ответила мать, Алесса пропустила мимо ушей. Над толпой рвануло ввысь огненное копьё, и люди, охая пугливо-восторженно, хлынули в стороны. Невысокого роста паренёк, одетый в алую рубаху, взял очередной факел, поднёс к губам.

– Да что лопари! У нас в Стремнинке по осени баба утопла, да топляком и обернулась. Пока прибили, двоих утащила… Да корову мою зажрала… – почти хвастливо басил толстый дядька в высокой собольей шапке.