Раздумья были прерваны самым неприятным образом: эльф замер на полушаге, и Алесса с размаху клюнула носом капитанскую спину. Помянула шушеля-подгадёныша и его мать за компанию. Сразу стало легче, и девушка выглянула из-за плеча Вилля. Причины внезапной заминки вышагивали неспешно, аки кречет с горлицей.[12]
Градоправитель Грайт в неизменной куртке по колено, опоясанной широким солдатским ремнём, и жрец Теофан Улесс в долгополой собольей шубе с золотым треуглом навыпуск.«А ведь он знает, – обеспокоилась пантера. – А ну как храмовнику сказал?»
Берен коротко кивнул Виллю и насмешливо-удивлённо уставился на знахарку. Впрочем, Алесса уже перестала волноваться – Теофан вёл себя, как обычно. Обласкав одинаково дружелюбным взглядом всех троих, включая банку, жрец молвил густым, тренированным голосом:
– А тихая нынче погодка!
– Солнышко светит! – уверенно согласился эльф.
– Птички поют! – не удержалась осмелевшая знахарка.
Солнце нежилось в ватных облачках, а птички берегли голоса до ледохода, поэтому банка благоразумно промолчала.
– Погодка-то тихая, – невесело усмехнулся Берен, – да только перед грозой ветер силу копит. Не поймали никого?
– Но никто и не погиб, а поимка – дело времени, только по ночам не гуляйте. Отыщем, куда ему деваться? Вот и госпожа Алесса помогать вызвалась, а знахарь в таком деле – первый человек!
– Помощница, значит… Мы с господином Улессом вот как порешали, – Грайт задумчиво пожевал губами, – не особо народ в карсу-то поверил…
– И то верно! – подхватил Теофан. – Свечей за три дня раскупили столько, что хоть весь город святи, а водицу вёдрами носят, не успеваю вирши начитывать. Нечисть в городе!
– И вы предлагаете выстроить полторы тысячи жителей на Площади и облить по очереди святой водой? Или серебром осыпать, авось, кто задымится? А собаки, кошки… лошади, коровы, да кролики, в конце концов! Если кого из животных тяпнули, тогда что?
– Тише, на нас смотрят, – спокойно перебил воспитанника Грайт. – Собаки… Трое псов пропали, верно?
Эльф прикусил нижнюю губу – верный признак начала мыслительного процесса. Берен усмехнулся – за тринадцать лет так и не сумел отучить воспитанника от детской привычки.
– Зверь мог уволочь или заманить собак в лес, а потом захотел мясца послаще. Пробрался в город и устроил резню, – медленно произнёс Вилль. Собаки и его беспокоили.
– Мы думаем, стоит послать голубя в Равенну. Пускай разбираются маги…
– Маги? По мне, так лучше лис в курятнике, чем маг в городе. Придушить – не придушит, а паршу потом будем с месяц выводить, – презрительно бросил Вилль, и знахарка мысленно отметила, что капитан не такой уж и дурак.
– У нас в городе завелось что-то умное, осторожное. И неуловимое. Пусть маги сами с этой дрянью разбираются, – повторил Берен, но уже не столь уверенно.
Алесса заметила, что он старается не встретиться с воспитанником взглядом. Ей мигом вспомнился бледный шрам над самым сердцем.
– Ага! А вышлют нам кого-нибудь, вроде того Аквина, а то и собственной персоной заявится.
Теофан сложил руки на груди и возвёл очи горе. Столичный маг, правивший испорченный Индикатор, за время пребывания в Северинге умудрился настроить против себя половину населения. Ночевать на постоялом дворе орка Кирима он категорически отказался, и привечать его пришлось Берену Грайту. Выделенная комната была раскритикована в пух и прах вместе с кухней и конюшней, но градоправитель смолчал. Ещё не расписанный Храм Триединого прилюдно нарекли «недоделком», и на постном лике жреца загостилась улыбка почуявшей лисицу гончей. Зато храмовым вином маг Августус очень даже не погнушался. Господин Аквин навёл порядок и в «Оркан-баре», когда, брезгливо поморщившись, положил на стол наливное яблочко-кумачёвку дуплом вверх. Ксандра лишь беспомощно улыбнулась и, извинившись, попыталась забрать яблоко, но тут стражник Винтерфелл не выдержал. Кумачёвка – материнское дерево дриады Ксандры, некогда заботливо посаженное будущим мужем орком. А какой-то столичный тип, можно сказать, в душу ей плюнул! Поэтому Вилль, ничтоже сумняшеся, сожрал яблоко вместе с предполагаемым обитателем норы и огрызком и отшлифовал сие богоугодное дело кружкой ядрёного «Оникса». А ошеломлённому магу заявил, что местное блюдо «Червь в яблоках» ещё сыщет мирскую славу, равно как и «Навозник в собственном соку», подаваемый к столу исключительно летом.
– Дайте мне ещё три дня сроку. Вот увидите, мы его изловим и приколотим голову на городские ворота, чтоб другим неповадно было, – продолжал убеждать эльф.
– Хорошо! – Берен едва заметно кивнул. – У тебя три дня. Оно ещё в городе, ищите. Сам пойми, парша паршой, а разорванная глотка хуже…
– Найдём! А вы, господин Теофан, лучше по городу бесей погоняйте – авось, Иллиатар поможет!
– Арвиэль, не богохульствуй! – укоризненно вздохнул жрец и потупил смиренные очи. – Чтобы Иллиатар Триединый обратил к нам пречистые взоры свои, надобно всем его молить. Искренне, беззаветно! А у нас что? Процветает ере… многобожие и плодоносит превелико.