Хелена кивнула.
Мысли и вправду появлялись. Всякие. Взять, к примеру, нож для бумаг и по запястью провести, выпустить красную кровь, не убивая себя — к чему пытаться вновь, если единожды не вышло, — но просто проверить, есть ли она.
— А я там пробыла всего-то ничего. Вы — куда дольше. К тому же… — рыжая отвела взгляд. — Мне показалось, что… его смерть для вас что-то да значила?
— Значила.
Соглашаться с кем-то легко, куда легче, нежели самой принимать решения.
— И что вы, возможно, совсем даже ей будете не рады.
— Буду. Не рада.
— Мне бы не хотелось, чтобы горе заставило вас совершить какую-нибудь глупость.
— Какую?
— Не знаю. Глупости, они трудно предсказуемы. Мне сказали, что вы не покидали дома… как в себя пришли, так и не покидали. Почему?
Смена темы была неприятна. Но рыжая теперь глядела прямо, выжидающе, и это раздражало. Появилось непонятное желание немедля выставить незваную гостью.
— А хотите прогуляться? — рыжая поднялась и протянула руку. — Сегодня погода преотменнейшая…
— А чай?
— Подождет.
Прогуляться Хелена не хотела.
Совсем.
Но почему-то позволила себя взять под руку. Тело ее, еще слабое, непослушное, тянулось к рыжей, будто чувствуя чужую силу.
…собственные почти иссякли. И целитель, когда Хелена спросила его про дар — пусть невеликий, но все одно ее собственный — стыдливо отвернулся. Стало быть, надеяться на полное восстановление нечего. С другой стороны, новость вызвала лишь слабое огорчение.
У нее вообще стало сложно с чувствами.
— Осень уже… скоро дожди зарядят. Дождей я терпеть не могу… вообще-то, если вдруг ты забыла, меня Лизаветой звать… можно Лизой. Лизонькой вот лучше не надо, отчего-то раздражает, — она шла неспешно, рыжая Лизавета, от которой тянуло теплом. А его так не хватало в доме. — Когда дожди, то вечно тоска накатывает. Слышала, при университете кафедру новую открывают? Прикладной некромантии… церковь уже выступила с обличающей речью, а потом выяснилось, что управлять будет монах…
Она говорила и говорила.
Об университете.
И каком-то монахе. Прениях. Договорах.
Слухах, что Его императорское Высочество скоро объявят о помолвке и вовсе не с Таровицкой, которая, не иначе от огорчения, в спешке покинула двор. А вот Одовецкая осталась и теперь при лечебнице для бедных служит. То есть, не совсем, чтобы служит, потому как целительница, а их на службу не ставят, но другого слова не подобрать…
Кто такая Одовецкая?
Или Таровицкая?
Или еще какая-то Авдотья, которая от жениха сбежала, как только он на ноги встал. И так сбежала, что едва скандал не получился. Точнее получился бы, когда бы жених ее не догнал и… в общем, там, похоже, любовь, хотя при дворце злословят, что из всех вариантов Пружанская выбрала наихудший.
Странные чужие люди, до которых Хелене и дела-то нет.
…а конкурс завершился, несмотря ни на что.
Лизавета даже писала о том.
Кто победил?
Марфа Залесская… правда, поговаривают, что выбрали ее неспроста, а чтобы устроить какой-то там то ли брак, то ли договор. Залесские-то половину Севера под рукою держат, опять же, у тятеньки Марфиного плавильни и еще флот собственный торговый, едва ли не в половину государственного. А на Севере земель неосвоенных тьма, и Залесского ныне в министры прочат.
Но это все не важно.
Во всяком случае, не так важно, как прохладный красный лист клена. Хелена увидела его на дорожке и остановилась.
Наклонилась.
Подняла.
Покрутила в пальцах, удивляясь тому, что влажен он. Она тронула пятнышки грязи, прилипшей к листу. Провела мизинцем по краю, казавшемуся острым.
Мягкий.
А Лизавета замолчала, вздохнув.
— Я не хочу, чтобы тебе было плохо. Но я не знаю, как сделать так, чтобы… если о тебе узнают, то многие захотят сделать так, чтобы ты исчезла.
— Умерла?
Лист ластился к ладоням.
Трава была мокрой, но все еще зеленой. Из нее торчали сухие стебельки, которые покалывали пальцы. По дорожке полз муравей.
— Детей у вас не было, но… иногда надежней, чтобы…
— Человека не стало.
Детей не было.
Она об этом не думала раньше. А сейчас вдруг стало больно. Могли бы быть… сын, похожий на… или вот дочка. Дочке он бы обрадовался даже больше, но… не было.
Не было?
Что-то нехорошо кольнуло душу.
Не было ли? Или… если не было, то почему ей так неспокойно. Неправильно. Так… тянет вдруг бежать. Искать? Кого и где? И она даже знает, где, будто шепчет кто-то на ухо. От менталиста и после смерти не избавиться. Зато… если так… если все действительно так, значит, Хелене есть, ради чего жить?
Только…
…осторожно.
Очень-очень осторожно, потому как Лизавета, пусть и помогла, но доверять ей не след. Остальным тем паче. Нельзя, чтобы они заподозрили…
— И что ты предлагаешь? — Хелена позволила листу упасть на дорожку. — Мне уехать? Куда?
— Не уверена, что это поможет, — Лизавета листья собирала в красно-желтый букет. — А предлагаю… дать клятву. Людей, которые знают, что произошло, мало. О тебе… и того меньше.
Клятву?
Отчего бы и нет.
…и уехать… она попробует.
На воды.