— Значит, утверждаете, что он был жив? — поинтересовался он у Лизаветы, не скрывая, впрочем, своего недоверия.
— Утверждаю, — мрачно заметила Лизавета.
И Таровицкая ободряюще похлопала ее по руке. А Одовецкая подошла к телу.
— Не прикасаться! — велел человек с завитыми волосами. Впрочем, грозный оклик на Одовецкую впечатления не произвел. Она положила ладонь на грудь мертвеца и прислушалась.
— Отрава.
— Вы чините препятствия следствию?
— Это какие? — Авдотья нахмурилась.
— Разные!
Человек обвел девиц настороженным взглядом, задержавшись на Снежке, которая закружилась, раскинув руки. Лицо ее сделалось задумчивым, мечтательным даже, а за плечами появилась тень лебяжьих крыльев.
— Ушла душа… улетела… ее позвали, она и улетела…
— Подите… — человек топнул ножкой, но впечатления сие не произвело, причем не только на девиц, но и на других людей, окруживших поляну. Те выглядели попроще, и изо всех сил делали вид, что заняты исключительно поиском иных улик. — Куда-нибудь да подите…
— И вправду, Лизанька, идем, — сказала Таровицкая.
— Вы, а не она…
И вот тут Лизавета поняла, что влипла. Что не отпустит ее этот куделистый, чем-то похожий на пуделька, человек, имени которого она не знает. Она вообще хотела князя позвать, но ей сказали, будто он болен и не принимает, зато нынешний типчик был здоров.
Ишь, бровями шевелил.
Лизавету взглядом сверлил. И тросточкой своей по ноге похлопывал.
— Она задержана.
— С чего это вдруг? — тон Таровицкой изменился.
— По подозрению в убийстве.
Лизавета закрыла глаза: вот только этого ей не хватало! А ведь он был жив. Однозначно, жив. Лежал себе, правда, тихонько, но дышал. Лизавета его еще от пруда оттянула немного, чтобы, не приведи Господи, не утоп, пока она гулять изволит.
— Вы белены объелись? — осведомилась Одовецкая. — Я же говорю, он умер от отравления… сложным органическим ядом… в состав его входит проскура бледная, которая растет только…
— Не имеет значения, — человечек злился и от злости начинал подпрыгивать на месте. — Вы вообще кто?
— Княжна Одовецкая.
— Княжна Таровицкая…
— А я просто Пружанская, — сказала Авдотья и добавила. — Папенька у меня в генералах, может, слышали? Не хотите послужить? Он говорит, что служба из любого идиота человека сделать способна.
Человек густо покраснел и оглянулся. Впрочем, собственные его люди сделали вид, будто не слышат и не видят.
— Вы…
— Мы понимаем, — мягко произнесла Дарья, появляясь из ниоткуда. И Лизавета вздрогнула. — Что у вас служба. И вы обязаны поступить согласно регламенту…
Голос ее был вкрадчив и мягок, Лизавета сама удивилась, как это не понимала она, что у человека и вправду служба, и регламент этот, от которого и на шаг отступить неможно.
— И что выглядит ситуация преподозрительнейшим образом, — Дарья подступила ближе, оказавшись между Лизаветой и куделястым. — Имело место нападение на одну из конкурсанток. Девушка повела себя храбро, сумела дать отпор, скрутить изменника…
Куделястый слушал.
Кивал.
И подпрыгивать перестал.
— Однако пока она искала помощи, его убили. Наверняка, сообщники. Вы же понимаете, что Лизаньке идти некуда, что она во дворце, под защитой Ее императорского Величества… и если вдруг случится вам ее задержать, то слухи пойдут… нам же не нужно, чтобы слухи пошли?
— Ишь, морочит, — пробормотала Авдотья.
— …тем более, что пострадает репутация императрицы… стоит проявить благоразумие… Лизавета никуда не исчезнет… за это готовы поручиться столь достойные особы…
Достойные особы кивнули, а Снежка, спрятавши крылья, вид которых несколько смущал людей, добавила:
— Путь ее предопределен.
— Поэтому с вашей стороны будет весьма благоразумно предоставить Лизавете свободу, ограничив ее, скажем, пределами дворца… — Дарья очаровательно улыбнулась, а куделястый моргнул.
И кивнул.
Нерешительно так.
— А вы в это время найдете истинных злодеев…
— А попытаетесь на Лизавету все спихнуть, я папеньке пожалуюсь, — проворчала Авдотья. — И он вам яйца оторвет…
…последнее замечание, пожалуй, было лишним.
Глава 7
Глава 7
В заключении Стрежницкому, пожалуй, нравилось. Стены тут были толстыми, окна — узкими, в такое и захочешь, не протиснешься. А главное, дверь имелась железная, на четырех запорах. За дверью стояла охрана, впрочем, в нее Стрежницкий не больно-то верил.
Уже наохраняли.
А в остальном… тихо.
Спокойно.
Не жарко.
Камеры располагались в старой башне, которая была строена на совесть. И толстенные стены ее не пропускали летнюю жару. Были покои невелики, состояли из гостиной и спальни, к которой примыкал крохотный закуток. В закутке стояли лоханка, потемневший от возраста умывальник и шкафчик с ночною вазой. Что поделать, когда дворец реконструировали, на башне решили несколько сэкономить.
Стрежницкий поднялся — постель, стоило признать, тоже была не сказать, чтобы мягка. Перины слежались, пуховые одеяла отсырели, а от простыней отчетливо пованивало плесенью. Но разве подобные мелочи могли испортить настроение?
Шепоток унялся.