Впрочем, некая инфраструктура, в виде не слишком длинной и широкой взлетной полосы с бетонным покрытием, здесь все-таки наличествовала, видимо, с прежних времен. По периметру объекта росли дубы, вокруг которых ровным рядом тянулись свежие, частично еще не дорытые ямы. Кое-где в землю уже были вертикально вкопаны толстенные оструганные колья, но большинство их лежало кучами на земле либо в кузове стоявшего неподалеку «Опель-Блитца» с откинутым задним бортом. В идеале, после установки всех кольев на намеченные места и оплетения их колючей проволокой, они должны были образовать вокруг аэродрома теоретически непроходимый забор. Ну да, это же любимая гитлеровская забава – навтыкать столбов, натянуть колючку, написать над входом что-нибудь поэтичное, вроде «Каждому свое» или «Работа делает свободным», а потом заниматься на огороженной территории привычным делом. Чем-то в стиле «суббота банный день, моется третий барак, топят восьмым» или дискотекой с пулеметчиком Гансом в качестве диджея. Однако, пока что здешний процесс «огораживания» находился здесь на самой ранней стадии. Во всяком случае, колючкой на этом объекте еще не пахло – ее, похоже, просто не успели завезти.
Далее просматривались две странные деревянные конструкции, в которых угадывались недостроенные (доски и бревна лежали вокруг них) основания под сторожевые вышки. Слева были видны два больших и довольно старых ангара с крупными буквами «MAVAG» над воротами. Возле открытых ворот ближнего к нам ангара стоял угловатый трехмоторный самолет с венгерскими знаками – привычный гофрированный Ju-52. За ангарами торчали серые цистерны бензохранилища и недостроенное двухэтажное здание без окон, возле которого тоже лежали кучи свежих стройматериалов. И, что самое интересное, народу вокруг не было никого, словно в обеденный перерыв на стройке – всех столяров, плотников и прочих землекопов словно ветром сдуло. Кругом аккуратно лежали или стояли лопаты, кирки, топоры, пилы и прочий шанцевый инструмент. Ближе к нам, справа, у самого торца полосы, задами к нам, были составлены в ряд два десятка аэродромных спецмашин, за которыми действительно просматривались какие-то самолеты поменьше Ju-52 – в первый момент рассмотреть их получше мешали деревья.
– И где же все? – выразил я вслух свое удивление.
– Ясное дело, в бомбоубежищах. Немцы – народ дисциплинированный, а у венгров здесь с середины 1930-х был испытательный аэродром, принадлежащий авиасборочному заводу «MAVAG» в Дьере. Так что убежища здесь должны быть не менее добротными и вместительными, чем ангары.
Интересно – вот откуда она успела все это узнать? Что, люди князя Арпада касались в разговорах подобных тонкостей? Очень сомневаюсь…
Кажется, сейчас аэродром действительно был прочно занят немцами. На фоне недостроенного забора как-то чужеродно смотрелись уже возведенные, но еще неокрашенные шлагбаум и караульная будка с протянутым к ней проводом полевого телефона, поставленные на въезде среди россыпи еще не убранных свежих опилок и стружек. Рядом с добротной будкой приткнулся камуфлированный мотоцикл BMW с коляской и стоял, откровенно скучая и поглядывая на небо, слишком молодой для солдата тощий часовой в синеватом кепи и шинели люфтваффе, с пистолетной кобурой на коричневом поясном ремне. Этот гитлеровский «вратарь при шлагбауме» был явно из числа тех, кто уже отсидел всю жопу на берегу реки, а трупы врагов, вот незадача, все не плывут и не плывут – сплошная скука и ничего более.
– И что мне ему говорить? – спросил я, видя, как Ката сбрасывает скорость, решительно направляя нашу малолитражку прямиком к шлагбауму. Честно говоря, было желание не вступать в разговоры, а просто срезать этого хмыря автоматной очередью.
– Импровизируйте что-нибудь!
Да уж, легко сказать «импровизируйте», особенно когда на коленях лежит выдающий тебя с головой автомат хорошо узнаваемой советской системы.
За те минуты, пока мы подъехали вплотную к шлагбауму, я, стараясь делать это максимально незаметно, переложил автомат в левую руку, уперев его практически стволом в пол, а потом, уже привставая, перетянул его на сиденье, фактически себе под зад (в тесном салоне «Тополино» это было очень непросто), после чего достал из внутреннего кармана куртки документы. И, как только графиня притормозила у самого шлагбаума, вылез из машины, прикрыв за собой дверь.
– Was wollt ihr? – еле слышным из-за сирены голосом вопросил часовой, направляясь мне навстречу. При ближайшем рассмотрении канты на пустых погонах его шинели оказались розового цвета, как, впрочем, и украшенные одной птичкой квадратные петлицы. Стало быть, рядовой то ли инженерного корпуса, то ли техсостава люфтваффе. Вполне логично – кому же еще у них заниматься плотницкими и земляными работами на аэродроме? По выражению его прыщавой физиономии было видно, что, с одной стороны, его, похоже, сильно удивило наше неожиданное появление там, а с другой стороны он был рад хоть какому-то развлечению. При этом было заметно, что турецкий паспорт в моих руках не вызывал у него ничего, кроме недоумения.