А еще в свой бинокль я, как ни старался, не увидел, чтобы кто-нибудь из экипажа немецкого самолета выглядывал из дверных проемов или мельтешил за обширными стеклами пилотской кабины. Соответственно, не представлялось возможным оценить, сколько именно народу на борту. В этом смысле моей спутнице не позавидуешь. А вообще, все было тихо и ровно. Стрельбы тоже не было, хотя я буквально каждую минуту ожидал услышать выстрелы, которые означали бы только одно – Кату обнаружили.
С момента отплытия графини прошло чуть меньше часа, и у меня уже начал, как говорится, замыливаться глаз. А потом я неожиданно увидел в темном проеме передней двери BV 222 розовую и какую-то несерьезно-кукольную на фоне брутального серо-зеленого камуфляжа летающей лодки фигурку голой графини. И она энергично махала мне ручкой.
Подхватив с земли чемоданчик, бинокль, автомат и собрав в охапку ее одежду и туфельки, я погрузился в лодку и быстро погреб на ялике к темной громадине самолета. Пока я работал веслами, Ката стояла в дверном проеме в развязной позе постоянной посетительницы нудистского пляжа и смотрела куда-то поверх меня, в ту сторону, где за противоположной оконечностью острова почти догорела «Бурята» – по крайней мере, дыма там уже почти не было.
Наконец я причалил к борту у переднего люка, из прямоугольного проема которого вниз, под воду тянулся какой-то, довольно солидного вида трос, надо полагать, от якоря. Бросив весла, я протянул графине веревку. Она привязал лодку к чему-то внутри фюзеляжа и кивнула, как бы приглашая в гости.
Я закинул в люк чемоданчик, автомат и шмотки, а затем перелез туда сам.
Внутри было довольно просторно. В 1930-е годы такие самолеты частенько называли «летающими отелями». А BV 222 начинали проектировать как раз для дальних почтово-пассажирских рейсов через Атлантику. Но, пока суть да дело, началась война, и что выросло, то выросло. Так что отель не отель, но на фрегат «Викинг» точно тянул, поскольку был двухпалубной машиной. На фоне самолетов тех времен, которые мне уже доводилось видеть, данный аппарат выделялся не только размерами, но и внушающим уважение количеством смутно знакомого оборудования.
Отсек, куда я попал, был своего рода «тамбуром». Наверх, в кабину пилотов, вела узкая дюралевая лесенка, слева, в носу, располагалась увенчанная пустой турелью кабина штурмана или летнаба. Направо, «в первом этаже» фюзеляжа тянулся к хвосту грузовой отсек – для особо крупногабаритных грузов в правом борту фюзеляжа имелась большая распашная дверь, в тот момент закрытая. По внутренней поверхности покрашенных в светло-серый цвет бортов тянулись поражавшие своей толщиной дюралевые шпангоуты и стрингеры.
Бросился в глаза размещенный внутри, на левом борту фюзеляжа, спасательный плотик (размеры самолета вполне позволяли) и аккуратно сложенный дальше к хвосту груз. Присмотревшись, я понял, что это было такое – вдоль бортов были складированы в штабеля стандартные прямоугольные контейнеры (этакие раскрывающиеся после приземления напополам гробообразные емкости) снабжения германских ВДВ с притороченными к ним грузовыми парашютами. Всего таких контейнеров и мягких десантных мешков в этом самолете было, минимум, несколько десятков. Интересно, куда это они направлялись и почему их вдруг занесло именно сюда? Для болгарских масштабов данный аппарат был точно великоват.
– А люди где? – на всякий случай спросил я Кату, примерно понимая, что она ответит.
– На борту было всего трое, – ответила присевшая на какое-то откидное сиденье обнаженная и еще не обсохшая до конца после своего купания графиня, первым делом натягивая на ноги туфли. Похоже, ходить босиком по дюралевому полу ей было не очень приятно.
И тут же уточнила:
– Один лежит наверху в отключке, двоих отправила за борт.
Ну да, на ее месте я бы добавил еще, что это вовсе не люди, а фашисты.
– Смотри по сторонам и ничего без надобности не трогай, – дал я графине дельный, но явно запоздалый совет в стиле того, который, по непроверенным слухам, когда-то давал Владимир Джанибеков монгольскому космонавту Жугдардемедийну Гуррагче. Вместо ответа она вернула мне нож. Следов крови на его лезвии уже не было – успела протереть или она им вообще не воспользовалась? А как тогда она смогла уработать двух мужиков (без ножа-то?) – кадыки вырвала, шеи свернула или, скажем, глаза выдавила? Здесь я поймал себя на том, что мне в голову опять лезут разные излишне красочные ужасы. Тем более что в начале нашего путешествия голограмма Блондинки упоминала о том, как где-то в Италии эта самая Ката, под настроение, в один прием положила наповал семь человек из муссолиниевской контрразведки.
Между тем голая диверсантка-декретница взяла свой чемоданчик и шмотки, привычным кивком приглашая меня следовать за собой, через люк, на «второй этаж» самолета, надо понимать – в пилотскую кабину.