- Спасибо, - ей с трудом удалось разлепить губы, чтобы произнести одно это слово. И рука, стиснувшая плечо, показала: ждали. А еще Властимира склонила голову, прижалась к этой руке, зажмурилась, слезы сглатывая.
За что они так...
С нею.
С людьми? Вечное искушение, которому и без того сложно противостоять. Ей ли не знать? Когда сила бурлит, когда кажется, что одним движением руки ты способна изменить мир и это недалеко от правды. Так просто вообразить себя, если не Господом, то всяко ангелом его.
А дальше...
Позволить одно. И другое. И убедившись, что все верно, все правильно, решить, будто ты отныне и всегда прав. Во всем.
А уж призрак живой воды, способной исцелить любую болезнь, многих довел до безумия.
- Бабушка, - Аглая встала, тронула одной рукой нитку жемчуга. - Я... наверное, пойду, да? Я... мне надо к одному человеку заглянуть... а ты не думай. Просто не думай. Нам с тобой повезло и...
...и еще как повезло.
Дубыня, мрачный, неповоротливый, тоже уходит, двигаясь при всей неповоротливости своей тихо, что кот.
- Почему раньше не сказали?
- Сперва... разбирались. Мальчишка же. Хотел выяснить, что до как... твой зятек не сам же грязную работу делал. Стало быть, имелись люди. А те люди знали, чего им знать не велено было. Да еще слушок пошел, что только вашей кровью остановить заразу можно, что... мол, госпожа собой пожертвовала... она-то пожертвовала, а ты и Аглая остались. Понимаешь?
Еще как.
Люди... они люди. И в слабости своей тоже. А страх их вовсе меняет, и вот уже призрачная надежда излечиться самому или спасти кого-то близкого...
- Потому и охраняли вас, пока все не обляжется.
- А я сбежала...
- Сбежала, - подтвердил Довгарт. - Недалеко, правда...
- Следил?
- Приглядывал.
- Почему...
- Ты бы ответов искать стала. Да и не верила... расскажи бы мы про твоего зятька, про дочку, неужто поверила бы? Тем паче, что поместье Дубынюшка старательно вычистил. И свидетелей, кто и вправду мог чего сказать... хотя тут зараза сама постаралась.
Тишина.
И птичек за окном слыхать. Соловьи, чтоб их. На Севере соловьи тоже поют, ночами. Наверняка все еще поют, хотя годы прошли, а розарий, матушкой созданный, захирел. Но птицам-то что до забот человеческих.
- Мог бы и написать.
- Чтоб ты еще дальше сбежала?
- А сюда...
- Как сказали, что собираешься, то и я решил... давненько при дворе не показывался. И вообще... у меня, между прочим, внучка имеется. Мужа ей подыскать надобно. Только ж разве позволит? Вся в батьку. Упрямая и дурковатая.
- Не греши на девочку...
- Я не грешу. Я горжусь.
- Сядь уже, в ногах правды нет.
- А где она есть? - но совета Довгарт прислушался, сел рядышком и за руку взял, погладил пальцы. Спросил: - Вернешься?
Ей бы ответить, что всенепременно, но... куда?
Как?
Вновь взглянуть на пепелище? Пусть расчищенное, пусть прикрытое ковром травяным и почти даже на пепелище собственно не похожее? Пересчитать молоденькие березки, которые на нем выросли? И постановить... возродить усадьбу?
Или же напротив, бросить, как оно есть, и отстроить новую?
Но все равно... там все будет, как прежде. И не так как прежде одновременно. И она, глядя на разросшийся, забуявший черемуховый куст, станет гадать, почему ей в голову не пришло, что...
- Не знаю... - она погладила морщинистую руку. - Я... и хочу, и боюсь. Там все... напоминать станет.
- Станет, - согласился Довгарт. - Если за прошлым вздыхать, то всенепременно станет.
- А что еще делать?
- Дело.
- Какое?
Таровицкий подбородок почесал. Щетина пробилась. У него она всегда быстро отрастала, отчего он злился, потому как бороды в то время уже вышли из моды. Правда, после опять вошли и снова вышли.
- Мне тут... предложили... точнее поручили... не только мне... в общем, тут кто-то сильно умный посчитал, что магов в Империи больше, чем мест в Университете. И не дело это, когда одаренные люди вместо службы Императору дурью маются да в заговоры лезут. Они-то Университет расширят, само собой, но понимаешь же, что ширить его сильно некуда. Вот и пришла мысль, что второй нужен... под императорскою рукой чтобы. А где я, и где Университет?
- Справишься.
От него пахло лесом. Светлым бором сосновым, в котором ветер гуляет. И да, ей бы хотелось вернуться... к этому вот бору. К солнцу, что, пробираясь сквозь колючий покров, разливается по сухим мхам. Тронуть тяжелую смолистую кору, липкую на жаре.
Вдохнуть запах.
Снять ягоду черники или...
- Если поможешь, справлюсь.
- А если нет?
- Поможешь, - уверенно сказал Довгарт. - Куда ж ты денешься... у меня, между прочим, сердце слабое. За мною постоянный пригляд нужен, чтоб целитель хороший... а то прислали каких-то девиц... юбки короткие, губы намалеваны. Срам, а не целительницы?
- Куда прислали?
- Ко мне, - а глаза смеются. - Приглядывать.
- Я им пригляжу, - пообещала Властимира и поднялась, на руку опираясь. - Так пригляжу... я смотрю, тут вообще думают, что если дар есть, то и учить не надобно, само приложится...
- Вот и поучишь.
А солнце там жаркое, даром, что лето короче крыла мушиного. Но такого Властимира нигде не встречала...