Охота на охотника (СИ)

И собак заведет, чтоб всякие там в дом его не лазили... и вообще... надо только постараться. Мишка и старался. Забрался на навес, благо, народу было столько, что на него внимания никто не обратил. А Мишка-то не дурак, Мишка навес выбрал крепкий, и чтоб труба сквозь него проходила, тоже надежная. По такой на крышу подняться - раз плюнуть. Мишка еще вчерась попробовал, чтоб наверняка. А то ж как полетит толпа, так и раздавит.

Не, Мишке жить охота.

И дом.

А что до других... маменьке он строго-настрого велел из дому носу не казать, и сестрам тоже, и братцу, и не просто велел, а так, что не посмеют нарушить. Стало быть, в толпе их не будет, что до людей прочих, то этакие малости Мишку не беспокоили. Да и хозяин говорил, что без крови нового порядку не построить. Ничего, это малая жертва, которая большой избежать позволит.

Это тоже хозяин сказал.

А Мишка хозяину верил. И теперь глаза закрыл, сосредоточился, отделяя нити восприятия. Вот это беспокойство, его надобно усилить.

Страх... его мало, но хватит. Страх - такое дело, он, что огонь, в который только и надо, что керосину плеснуть, мигом разлетится, а потому чутка силы...

- Экий талантливый молодой человек, - восхитился незнакомый господин, который одним прыжком на навес взлетел. Тот только затрещал под весом немалым. - И жаль даже, что этакий талант по столь опасной дорожке пойти решил...

Господин крутил в руках тросточку и на Мишку глядел снисходительно, отчего Мишке не по себе становилось.

- Лет тебе сколько, гений доморощенный? - поинтересовался он.

А Мишка прикинул, что, если пинка дать да на крышу подняться...

- Не думай даже, - покачал головой господин и ус соломенный крутанул, отчего у Мишки вдруг престранная слабость во всем теле возникла. - Другими управляешь, а собственный разум защитить и не подумал? Или не учили? Конечно, не учили, зачем... управляемый менталист - куда как удобен в использовании.

Вот же, Мишка понимал.

И слышал.

И видел... толпу, которая гудела, приветствуя царский парад, и даже парад этот. Лошадей белоснежных, убранных нарядно, людей...

- Да уж... с тобой придется повозиться... - господин склонился над Мишкой, оттянул веки, заглянув в глаза. - Это даже не воздействие, во всяком случае, не специфическое, просто воспитание, вернее, его недостаток. Даже не знаю, удастся ли исправить, да...

Мишка попытался закрыть глаза.

И ему позволили.

А после он сам не понял, как поднялся, и вскарабкался по той самой трубе, оказавшись на крыше. А следом вскарабкался давешний господин. И шел он за Мишкой, говоря без умолку... и обидно было, и горько... небось, не видать теперь дома с колоннами...

- Забирайте, - Мишку передали господам, чей цивильный вид не обманул бы знающего человека. - И поаккуратней. Просто дитё дурное. Но с хорошей перспективой, если, конечно, выйдет до разума достучаться...

На руках защелкнулись браслеты, и стало вдруг холодно-холодно, будто и впрямь кусок сердца отрезали. Стало быть, вот оно как, когда дара лишают.

Тут-то Мишка по-настоящему испугался.

В Базуровой башне, которая стояла наособицу, чем сыскала славу премрачнейшую, причем большею частью зазря - никого-то там не пытали, разве совсем уж иного варианту не было, а если и казнили, то редко, - народу собралось изрядно. Впрочем, местные подземелья были на диво обильны, сразу видно, что строились с немалым запасом, а что ноне хранилось в них всякое, к кровавому режиму отношения не имеющее, так то эпоха такая.

- И вот куда, куда мне девать их? - причитал квартирмейстер, заламывая пухлые ручонки. А из камер выносили ломаную мебель, которая давным-давно была списана, но припрятана для всякое надобности. А что? Вот вновь стул треснет, не списывать же его по-за этакой мелочи, тем паче, что бюджет на содержание Башни выделяли вовсе небольшой. Проще уж взять досочку...

...или вот нары.

Имели дурное обыкновение гнить и плесенью порастать. А что поделаешь, река, она близехонько, скребется, поговаривали, в самые стены, и порой вовсе в гости заглядывает. Сказывали, что во времена прежние, куда как более самодержавные, иные заключенные реку-то в своих камерах и встречали, а там уж как повезет...

- А это, это-то тебе зачем? - со вздохом спрашивал комендант, когда наверх поволокли вовсе уж древнего вида сундуки. - Что у тебя там?

- Так... гвозди же ж. И молотки. И еще проволока, сам вон жаловался, что внешняя стена слаба стала... а камни? А ведра, в которых раствор мешать? А...

- Понял, - комендант лишь рукой махнул.

А квартирмейстер насупился, отчего появилось в благообразном облике его что-то до невозможности хомячье. Может, щеки налитые, может, взгляд, тоски первозданной преисполненный.

- А... Григорыч, - он дернул коменданта за рукав и внезапно лицом посветлел. - А ежели их по трех сажать? И кандалами... кандалов-то у нас хватит...

- Не велено.

- Скажи, что места мало...

- Кто ж поверит? И много ты там своего барахла...

- Не моего, - квартирмейстер, который был честнейшим человеком, просто несказанно хозяйственным, за что, собственно, и ценили его, обиделся.

- Не твоего. Много?