– Молодец! – похвалил Каукалов и резко утопил педаль газа. Машина рванулась со двора прочь. – Хороша, кобылка! – восхитился Каукалов. – Себе бы ее оставить! Если бы да кабы… К сожалению, нельзя, не подоспел еще наш с тобою, Илюха, черед…
Через сорок минут, замыв предварительно мокрыми тряпками пятна крови, оставшиеся в машине после убийства, они были у деда Арнаутова, старого каукаловского знакомого: Арнаутов приезжал в армию к внуку, такому же, как и Каукалов, салаге, сопливому первогодку, познакомился с армейскими порядками, выпил с новобранцами водки и велел внуку держаться Каукалова. После чего отбыл в Первопрестольную.
Спустя два месяца арнаутовский внук был отозван в Москву – дед устроил его в институт, связанный с восточными языками и военной дипломатией, а еще через два месяца сделал внуку новый перевод – в Институт международных отношений.
Поехав в отпуск, Каукалов позвонил младшему Арнаутову, в разговоре поинтересовался: с чего была затеяна вся та чехарда? Ведь гораздо проще было устроиться сразу в престижный мидовский институт. Младший Арнаутов, относившийся к Каукалову открыто и сердечно, не стал ничего скрывать. Ответил, довольный собой и своим предприимчивым дедушкой:
– Раньше у моего дедухена не было столько денег.
Все понятно: раньше не было, а сейчас – есть.
Вот с дедом-то Каукалов и решил провернуть кое-какие дела – предварительная беседа на этот счет с ним уже состоялась.
Старик Арнаутов выглянул из двери: недовольный, с насупленными бровями, цепкий, быстроглазый.
– Чего так поздно, молодые люди?
Каукалов виновато переступил с ноги на ногу, потупился, будто нашкодивший школьник.
– Так получилось… Извините!
– Извините, извините… – пробурчал старик Арнаутов, кинул Каукалову связку ключей: – Забирайся в гараж, а я тем временем валенки надену. Где гараж, знаешь?
– Знаю.
Валенками у деда Арнаутова оказались модные дорогие кроссовки «рибок». Гаражом же – довольно дешевый металлический бокс, стоявший во дворе дома в длинном ряду таких же боксов, собранных наспех какими-то умельцами лет десять назад – часть дверей в боксах покрылась ржавчиной, стены просели, скособочились. Каукалов открыл замок арнаутовского бокса и быстро загнал машину внутрь. Радостно потер руки, толкнул локтем Аронова.
– Ну вот, Илюш, и конец нашим приключениям. Осталось только получить бабки и – привет, буфет! – Он снова толкнул локтем Аронова.
Тот выдернул из кармана пачку денег, взятую у убитого водителя.
– Это тоже надо разделить пополам.
Каукалов решительно отстранил деньги рукой.
– Это ты оставь себе! Как память о боевом крещении.
Старик Арнаутов вошел в бокс и тоже потер руки.
– Ну, что за колченогий дилижанс вы тут пригнали? Показывайте!
Каукалов преобразился на глазах. Аронов изумился – он не считал своего приятеля способным к лицедейству, а тот, словно актер из погорелого театра, изменился до неузнаваемости.
– Обижаете! Какой же это колченогий дилижанс? – Каукалов сделал рукой широкий жест. – Дилижанс этот может дать фору любому «мерседес-бенцу».
– Ага, «бемцу»! – не удержался от подковырки старик Арнаутов, хмыкнул в кулак. – По «бенцу» – «бемц»! Все смешалось в доме Облонских. Так, кажется, у Пушкина сказано?
– У Толстого, – вежливо поправил Аронов.
Старик, даже не глянув в его сторону, отрезал:
– А мне все равно! – Обошел машину кругом, просипел брюзгливо: – Старая!
– Побойтесь Бога! – не теряя веселого тона, вскричал Каукалов. – Лак еще не вытерся. Хозяин у автомобиля был редкостный чистюля, за автомобилем следил, как за собственным здоровьем…
– Ага, потому с машиной и расстался, – снова подковырнул Арнаутов.
– Новая это машина, новая!
– Новой она будет завтра, – сказал старик, вытащил из кармана очки и натянул их на нос. – А сегодня она еще старая, – внимательно посмотрел сквозь чистые толстые стекла очков на Каукалова. – Ну что, Евгений Витаминыч?
– Вениаминович, – машинально поправил Каукалов.
– Хорошо, пусть будет Витаминыч, – старик Арнаутов рассмеялся. – Ну что, хлопаем по рукам?
– Четыре тысячи долларов, как и договорились.
– Три. Товар не тот, – сказал Арнаутов, – да и с прицепом он…
– С каким прицепом?
– Сам знаешь. Объяснять не буду.
Каукалов понурился, низко опустил голову. «Вот актер!» – восхитился Аронов.
– Но вы же обещали четыре…
– Мало ли что я обещал. Так же легко я могу и разобещать, отработать назад, – старик усмехнулся, показал желтоватые прокуренные зубы, – я не ангел – краснеть не буду.
Покосившись в сторону Аронова, застывшего в смиренной позе у стенки, Каукалов вздохнул согласно:
– Ладно. Выхода у меня нет.
– Вот именно, нету. – Старик хмыкнул, сощурился недобро, затем, постукивая пальцем по железу, обошел машину кругом, похмыкал что-то про себя и вытащил из шелкового спортивного костюма пачку долларов. Все купюры в пачке были сотенного достоинства. Новенькие – казалось, они еще краской пахнут. Старик Арнаутов ударил пачкой о руку, будто веером и, тщательно слюнявя каждую бумажку, отсчитал три тысячи, протянул Каукалову: – Держи, орел!
Тот молча кивнул, не считая, сунул деньги в карман.