Охота на охотников

- Раскладывай свои вещи, Мишель. Пока тут поживешь, дальше видно будет. Когда женишься, мы тебе вообще такие хоромы забабахаем - в постель на лифте ездить будешь. Понял, Мишель?

- У меня в башке уже седые волосы, куда мне жениться? - отмахнулся от брата старший Рогожкин, засмеялся. Впрочем, смех его быстро увял: ничего веселого в том, что он до тридцати двух лет не женился, не было. - Поздно мне.

- У нас в городе девчонки знаешь какие! - Леонтий сжал в восхищенном прищуре глаза и почмокал губами: - М-м-м-м! Земляника, а не девки. Не удержишься! И главное, мужского пола в городе не хватает: куда ни глянь одни женщины.

- Хор-рошо! - восхитился старший Рогожкин. - При таком раскладе зачем мне жениться, а? Я и без женитьбы могу взять свое.

- Дурак ты, дурак, - с неожиданной грустью, очень серьезно - видать, по-настоящему жалел своего брата, - произнес Леонтий. - А киндеры? Умрешь, не оставив киндеров на земле - кто твой род продолжит?

- Ты!

- Дважды дурак, - с сожалением сказал Леонтий.

- Да, ты со своими детьми. Фамилия-то у нас одна? Одна. Значит, все в порядке: род Рогожкиных будет продолжен достойно.

- Тьфу! - Леонтий сморщился и прекратил разговор.

- Ну, ты пойми, куда мне с моей работой семью с киндерами заводить! Рогожкин выразительно потер пальцами виски, показывая, что от семьи будет только одна головная боль. - Я же дома из тридцати дней месяца нахожусь только три, а остальные двадцать семь - в дороге. У меня жена может быть только походно-полевая, как на фронте, или дорожная, как у всех дальнобойщиков. Посадил её в кабину в Витебске, выгрузил в Можайске. На обратном пути - новая жена.

- А ты бросай свою дальнобойную работу. Переходи, как и я, на автобус.

- Не могу.

- Нам как раз водители нужны. А, Мишель?

- Не приставай.

- Не приставай, не приставай, - Леонтий вздохнул всей грудью, взялся рукою за сердце, прислушался к нему. У него иногда пошаливал "мотор", была аритмия, поэтому он обращал внимание на все, что происходило внутри него. И тем не менее я тебя познакомлю с одной красивой девушкой. У нас в диспетчерской работает. Неприступная - м-м-м! Как крепость Измаил. Суворовым надо быть, чтобы взять её.

- Нет таких крепостей, Ленчик, которых нельзя было бы взять перевелись ещё в девятнадцатом веке. - Старший Рогожкин грустно улыбнулся.

Работал старший Рогожкин в фирме, которая имела свои отделения не только во всех областных городах Белоруссии, а и во многих государствах, ближних и дальних, - в Польше, Германии, Австрии, Венгрии, Чехословакии, Франции, Бельгии, Голландии, Италии, России, Молдавии - карта обслуживания была широкая, охватывала всю Европу, - и работу свою Рогожкин любил. Конечно, можно пересесть на автобус и крутить потихоньку-полегоньку баранку на каком-нибудь скрипучем разваливающемся "пазике", на работу приходить с "тормозком" - домашним обедом, завернутым в газету, вовремя ложиться спать, вовремя вставать, и видимо, все это будет, но только не сейчас - в старости. А сейчас Миша Рогожкин принадлежал одному богу - дальним дорогам.

- Ладно, - сдался Леонтий, видя, что лобовым приступом брата не взять. - Куда следующий маршрут прокладываешь?

- В Москву.

- Опасный город. Говорят, стал хуже Чикаго.

- Говорят, что кур доят, а коровы яйца несут, - старший Рогожкин улыбнулся, улыбка у него была светлой, как у мальчишки. - Но на самом деле это ведь не так... А, Ленчик?

Младший брат промолчал, ничего не стал говорить старшему - все равно тот ничего не поймет. Поскольку не жил ещё спокойной оседлой жизнью, сравнить собственные мытарства не с чем, позже поймет, что к чему, с чем настоящие мужчины едят жареное мясо, и сделает такой же выбор, как и Леонтий.

Но недаром говорят: человек предполагает, а Бог располагает...

Каукалов с напарником снова выехали на Минское шоссе. Прошел всего один день - мокротный, противный, с ветром и холодом, а подмосковные леса постарели на целый месяц - полысели, стали прозрачными, какими-то побирушечьими, нищими, сирыми, вызывающими жалость, зелень исчезла вовсе, вместо неё на ветках висела скукоженная коричневая рвань, трава полегла, примерзла к земле, природа сделалась неопрятной. Каукалов шел в потоке машин, иногда специально притормаживал, и тогда автомобили, идущие сзади, тоже притормаживали, не смея высунуться вперед и обогнать машину с надписью "ГАИ" - и это доставляло Каукалову особое удовольствие, лицо его невольно расцветало, он ещё сбавлял скорость, едва полз по асфальту, за ним ползли остальные, Каукалов издевательски усмехался.

Аронов вначале не понимал, над чем насмехается напарник, но потом, оглянувшись назад, засек длинный хвост, плетущийся сзади, и захохотал:

- Ну, ты даешь стране угля!

- Угу, - угрюмо отозвался Каукалов, - учу этих трусов жить и умирать по-человечески.

Но не все боялись Каукалова - ласково поблескивающую свежим лаком "канарейку" без всякого стеснения обгоняли иномарки - "мерседесы", "вольво", "ауди", а также черные "Волги" с крупными трехцветными флажками на номерах: знак того, что сидящие в них имеют прямое отношение к "сильным мира сего".