Охота на охотников

Только теперь Каукалов понял, насколько прочно сидит он на крючке не то что не имеет права на личную жизнь, не имеет права на жизнь вообще. Он думал, что злость на напарника будет держаться в нем долго, но минут через двадцать от неё не осталось и следа, она словно бы выкипела. Но при всем том Каукалов знал твердо: злость обязательно возникнет вновь и измотает его.

Ночью он уехал на Минское шоссе - забирать "канарейку", оставленную неподалеку от Одинцовского поста ГАИ, за Лесным городком, там, где была оборудована площадка для дальнобойщиков, но дальнобойщики её не очень-то жаловали, тормозили здесь редко - боялись. И правильно делали...

Замерзших югославов через три дня нашел охотник, отстреливавший в лесу лис.

В лихую перестроечную пору лис развелось невидимо, половина из них больные: зараженные бешенством, они кусали местных собак, а те соответственно норовили укусить и человека, и когда восемь жителей Подмосковья обратились в больницу за помощью, а одна старуха вообще отдала Богу душу, местные власти наконец-то обеспокоились и отрядили заявку в областное охотничье общество. Оттуда в лес послали четырех стрелков.

Один из таких стрелков - старый немец по фамилии Бергман - и нашел замерзших югославов. Одному из них лисы обглодали ноги до костей, ноги второго, обутые в высокие меховые ботинки, были целы.

Бергман поспешил на трассу, остановил машину и попросил передать сообщение о страшной находке на ближайший пост ГАИ. Сотрудники ГАИ связались с уголовным розыском, но, хотя дело было ясное, милицейское начальство запретило расследовать этот факт: мол, югославы не поделили что-то друг с другом и устроили разборку, свои порешили своих, - пусть приезжают представители югославской полиции и сами расследуют этот прискорбный случай. А у славных московских сыщиков и своих дел достаточно.

Ольга Николаевна свое дело знала хорошо и руку на "пульсе", как было когда-то принято говорить, держала крепко. Трупы сербов запаяли в цинковые гробы, что стоило немалых денег фирме, на которой работали водители, и на той же злосчастной фуре, что они пригнали в Москву, - обобранной вчистую некий умелец из числа арнаутовских подопечных, разгружавших её, даже снял с колес колпаки, - отправили домой. В далекий горный сербский городок.

Из полиции тамошней в Москве, естественно, никто не объявился, и дело на том и закончилось.

Через четыре дня Егоров поехал к бывшему боцману в его курортные пенаты. Перед отъездом позвонил домой своему напарнику - проверить: вернулся тот из "вояжа" или нет?

Левченко ещё не вернулся. Раз не вернулся - значит, дела делает, хотя вернуться, честно говоря, уже должен был бы.

С Печки Бряк встретил Егорова ещё более сердечно, чем в прошлый раз, обнялся у двери и провел прямо к буфету. Достал бутылку "хеннесси" похоже, он употреблял только этот коньяк, поставил на стол фрукты - целую вазу все с тем же знакомым набором: бананы, ананасы и киви, рядом поставил два фужера.

- Давай выпьем, - сказал он.

Старый морской волк, покряхтывая от удовольствия, улыбаясь чему-то своему - наверное, вспомнил собственное прошлое, - налил коньяку в две стройные посудины, приподнял свой фужер, косо глянул сквозь хрусталь на свет. Глаза у С Печки Бряка окрасились неземной желтизной, стали хищными, будто у монгольского песчаного волка, пяткой фужера он коснулся егоровской посудины и залпом выпил.

Прислушался к тому, как коньяк потек в святая святых всякого морского волка - в желудок, вид у него сделался напряженным, лицо жестко подобралось, в следующую минуту он удовлетворенно кивнул и поставил фужер на стол.

- Молодец, Сергей Михалыч! - восхищенно проговорил Егоров. - Пьешь, как молодой.

- М-да, мне бы сейчас те годы, - С Печки Бряк усмехнулся, - да ещё мой сегодняшний кошелек... О-о-о, что бы тогда было!

- А ты и сейчас ещё ого-го! - польстил Егоров. - Двадцатилетнего за пояс, думаю, запросто заткнешь.

- Дело ты мне задал сложное, - не стал слушать гостя С Печки Бряк, в голосе его появились свинцовые нотки, - даже более чем сложное. Но тем не менее я все узнал. - Бывший боцман вытащил из буфета два листа бумаги, бережно расправил и положил перед гостем.

Это были московские фотороботы, составленные по описанию Владимира Левченко.

- Сергей Михалыч, - как можно мягче произнес Егоров, - эти карикатуры... рисуночки эти, - поправился он, - у меня есть. А толку-то?

- Не торопись делать выводы, - сказал С Печки Бряк, - переверни бумажки.

Егоров перевернул. С Печки Бряк потянулся к бутылке, жесткость, возникшая у него на лице, исчезла, морщины, изрезавшие не только щеки, но и губы, разгладились. Снова налил в фужер "хеннесси".

На обороте фотороботов стояли фамилии, имена, отчества, домашние адреса и телефоны Каукалова и Аронова.

- Михалыч, родной! Как тебе это удалось? - возбужденно воскликнул Егоров. - Фантастика!

С Печки Бряк отпил немного коньяка из фужера, зажевал бананом.