Охота на Овечкина

И Босоногий колдун поднялся из-за стола.

– Ладно. Пора.

Доркин порывисто поднялся тоже, отнюдь не намереваясь просиживать штаны, покуда его добрый хозяин лезет в неприятную историю и, возможно, прямо в лапы похитителю Маэлиналь. Однако колдун оказался куда как проворнее. Он попросту исчез, растаял в воздухе посреди кухни, оставив гостя с раскрытым от изумления ртом.

Ни за что на свете не признался бы почтенный старец, что предвидит изрядную нахлобучку от своего учителя за разгильдяйство с волшебными талисманами и не желает, естественно, тому никаких свидетелей.

Однако он не стал бы так торопиться, если бы знал, что именно в этот момент талисман Тамрот сам направляется к нему в руки. Ибо Михаил Анатольевич Овечкин уже вышел из избушки отшельника и оказался, как и было ему обещано, посреди Таврического сада. Он как раз топтался там в нерешительности – с корзиной лесных даров в одной руке и запиской для Аркадия Степановича Каверинцева в другой.

Идти Овечкину предстояло недалеко, но он стеснялся ужасно своего домашнего костюма и шлепанцев в особенности и тревожился по поводу приема, который мог оказать ему незнакомый человек, ученик отшельника. Деваться, однако, было некуда – не мог же он, в самом деле, стоять тут всю жизнь!

Михаил Анатольевич собрался с духом и отправился по указанному адресу.

И, как оказалось, тревожился он не напрасно.

* * *

Оправившись от изумления после исчезновения хозяина, Баламут Доркин взял со стола волшебную трубку, забытую колдуном, – она так и продолжала дымиться, – и вернулся в комнату, где ночевал. Там он уселся в кресло и, попыхивая трубкой, погрузился в бессмысленное созерцание развешанных по стенам шпалер. На душе у него было очень неспокойно.

В магии королевский шут не разбирался совершенно. Его учили работать языком и мечом, да и разумом его Бог не обидел, но что касается колдовства, то одной ведьмы Де Вайле было достаточно, чтобы вогнать Доркина в дрожь. К носителям тайного знания он относился с почтением, но предпочитал не иметь с ними никаких дел. Если бы не приказ короля, он и Де Вайле не взял бы с собою в чужой мир, несмотря на то, что знал ее долгие годы – а может быть, именно поэтому. Да и на что, скажите, все эти зелья и корешки, заговоры да черные кошки нужны человеку, привыкшему полагаться на твердость своей руки и остроту своего языка? Правда, нельзя отрицать, что колдунья сделала много. Если бы не Де Вайле, вряд ли они вообще сумели бы разыскать даморов в этих каменных дебрях. Если бы не Де Вайле, они не знали бы, как и шагу ступить в незнакомой стране. Де Вайле одела их с головы до ног по здешним обычаям и научила держать себя должным образом. Де Вайле находила места для ночлега и еду для поддержания сил. Да, если бы не она… И все же Доркин всякий раз отводил взгляд, когда они встречались глазами, и старался даже нечаянно не коснуться ее, оказавшись рядом.

Босоногого старца он почему-то совсем не боялся, хотя тот и успел продемонстрировать свои недюжинные возможности неоднократно. Взять эту трубку – Баламут вынул ее изо рта и оглядел со всех сторон… ни за что на свете он не прикоснулся бы ни к одному волшебному предмету, принадлежащему Де Вайле. Но старец не больно-то походил на колдуна. Не зря Баламут сравнил его нынче ночью со знакомым своим отцом-нефелинцем, который оказался способен в одиночку удержать монастырь, покинутый перепуганными монахами во время разбойничьего набега. Доркин прискакал тогда с отрядом королевских солдат, дабы укротить оголтелую банду Волка Дайена – разбойника, потерявшего всякий страх Божий и позволявшего себе нападать на богатые обители. Так они и познакомились: королевский отряд застал бешеного Волка на коленях перед святым отцом, а приспешников его – за полевыми работами. Было время сбора урожая, а монахи разбежались, и как удалось святому отцу превратить разбойников в батраков – навсегда осталось его секретом.

Баламут, тогда еще двадцатипятилетний молодец, почитал себя влюбленным и пребывал в черной меланхолии. По должности ему не полагалось ловить разбойников, но он отправился, как он думал, искать смерти, поскольку отец его избранницы, девицы из знатного рода, отказал королевскому шуту в руке своей дочери. Тогда-то он и принял решение не жениться и не продолжать династию королевских шутов. Святой отец исцелил его от меланхолии, но от гордости избавить не смог…

Он очнулся от воспоминаний и, не в силах усидеть на месте, поднялся и заходил по комнате. Четыре стены душили его, бездействие угнетало. Колдун сказал, что принцессу похитили при помощи магии… отчего же, в самом деле, никто из королевских чародеев не распознал этого, даже сама Де Вайле?