Фируза тем временем придвинулась к принцессе и горячо зашептала:
– Зачем ты согласилась, Май? Неужели ты ему веришь? Он ведь лжет, каждое его слово – ложь!..
Та не успела ничего ответить, ибо Хорас уже повернулся к ним и окинул обеих сумрачным взглядом.
– Да, я забыл предупредить еще об одном – на тот случай, если подобная мысль придет кому-нибудь в голову, – побег отсюда невозможен. Выбравшись из дому, вы будете кружить по лесу, пока не вернетесь обратно. Эта местность зачарована. Так что лучше всего вам смириться, сударыня, и с легким сердцем готовиться к свадьбе.
Маэлиналь ничего не ответила, только еще выше подняла голову, выжидающе глядя в сторону двери.
Через несколько минут, прошедших в полном молчании, на пороге в сопровождении стражника появился растерянно озирающийся по сторонам Овечкин. И при виде принцессы лицо его озарилось выражением такого самозабвенного счастья, что у царственной пленницы невольно екнуло сердце.
Фируза рядом с нею прерывисто вздохнула. А Хорас беспокойно шевельнулся и, обратив к Маэлиналь искривленное болезненной гримасой лицо, напомнил с неприкрытой угрозой в голосе:
– Я верю вашему слову, благородная принцесса!
Глава 18
– Как вы себя чувствуете, Михаил Анатольевич? – заботливо спросила принцесса Май, едва они остались втроем в отведенных для нее покоях. – Где вы были, как обращались с вами?
Ее учили в первую очередь заботиться не о себе, а о своих подданных. Овечкин, растроганный, посмотрел на нее.
– Я в полном порядке, принцесса. И должен вам кое-что рассказать. В башне, куда меня поместили, заперт Баламут Доркин, ваш друг…
– Баламут? – в глазах Маэлиналь внезапно засветилась отчаянная надежда. – Он тоже здесь? О… я завтра же потребую, чтобы освободили и его… благодарю вас за добрую весть!
Тут же она и сообразила всю тщетность своей надежды. Закусила губу, глаза потухли.
– О чем я говорю! Он так же беспомощен тут, как и мы. И все же – он сумел разыскать меня. Я сделаю для него все, что смогу. Если Хорас…
Овечкин вздрогнул.
– Хорас! Выслушайте меня внимательно, принцесса. Я знаю, что нужно от вас Хорасу, от вас и от Никсы Маколея…
И он торопливо пересказал все услышанное в башне от вещей птицы. Невеселый это был рассказ, ибо не оставлял никакой надежды на благополучный исход дела, но Михаил Анатольевич чувствовал себя не в праве скрыть от принцессы, что ее ожидает в том случае, если Никса Маколей проиграет бой. А тот должен был проиграть…
– Только вы можете закрепить связь духа Хораса с человеческим телом, вы и никакая другая женщина. Так сказал чатури. От чатури Хорас и узнал об этом страшном способе стать человеком. Практически вы подарите ему бессмертие, если… если…
– Я поняла вас, Михаил Анатольевич, – безжизненным голосом произнесла принцесса Май. – У нас уже был разговор с Хорасом.
– И что же… что вы ответили ему?
– Я дала свое согласие.
– Как… – только и сказал Овечкин.
– Он бессовестно шантажировал ее! – взорвалась Фируза, доселе молчавшая. – Он угрожал уничтожить весь Данелойн, как он поступил с Таквалой! Верите ли, Михаил Анатольевич, если бы он был человеком, которого можно убить, я сама убила бы его на месте. Если бы вы слышали, как он говорил с ней! Подонок…
Принцесса Май вскинула голову и обвела обоих гордым и спокойным взглядом.
– Как бы там ни было, я намерена сдержать слово. Если он не получит от меня то, чего хочет, он уничтожит Данелойн, как он и сказал. Все остальное было ложью, я знаю, но в этом он не солгал. От судьбы не уйдешь… мне придется сделать это. Но потом… Долго я не проживу. Но если успею, я спасу по крайней мере вас и Баламута Доркина. Я заставлю Хораса отпустить вас.
– Ни за что! – пылко сказал Михаил Анатольевич.
И умолк. Маэлиналь только глянула на него, и этого было достаточно, чтобы понять, что все возражения бессмысленны. Фируза тоже удрученно молчала.
Выхода из положения не было никакого. Хорас, обладая талисманом, неизбежно должен был победить Маколея и добиться своего. Принцесса была обречена. И говорить больше было не о чем.
Некоторое время еще они сидели молча, потом принцесса сказала:
– Фируза, проводи меня, пожалуйста. Простите, но я должна отдохнуть.
Девушки удалились в опочивальню.
Овечкин остался один со своими нелегкими думами.
Когда Фируза вернулась, он все так же сидел, сгорбившись, перед камином и с удрученным видом смотрел в огонь. Она подошла и села рядом, на ковер у его ног. Михаил Анатольевич перевел на нее взгляд и неловко, растерянно усмехнулся.
– Все одно к одному, – сказал он непонятно. – У вас есть какой-нибудь острый предмет, Фируза… перочинный нож, например?
– Нету, – она пожала плечами. – А зачем вам?
– Ну, может, маникюрные ножницы какие-нибудь?
– Откуда же, Михаил Анатольевич? Нас уволокли, как мы были. Даже носового платка – и того нет.
– Как же так, – Овечкин обвел рассеянным взглядом комнату, мрачную, как и все в этом доме. – Здесь, конечно, ничего не найдешь… а булавка? Булавки тоже нет?
Фируза покачала головой.
– Нет. Разве что вот это…
И ткнула пальцем в брошку, приколотую к ее платью.
– Ну-ка, ну-ка, – оживился Овечкин. – Покажите!